16.08.2011
Иркутские жандармы
Жандармы постоянно следили за перемещением активных революционных работников. Как правило, информация на такого деятеля обгоняла его приезд в место нового проживания, и он тотчас же поступал под надзор охранки. Так, начальник ИГЖУ секретно сообщал помощнику своему по Забайкальской области 14 января 1916 года следующее: «Из Иркутска выбыл в Сретенск на постоянное жительство деятельный работник по социал-демократической организации Константин Сергеевич Гноев. Названая личность весьма продуктивно ведет дело съорганизовывания рабочих. Так, в 1913 г. им в короткий срок были организованы в профессиональный союз колбасники г. Иркутска». Из Сретенска немедленно донесли, что Гноев устроился «на службу в гастрономический магазин Кушева» и взят под наблюдение[31].
Контроль за перепиской поднадзорных лиц – еще одно направление деятельности жандармской службы. Перлюстрации подвергалось каждое письмо ссыльных, отправленное из места поселения официальной почтой. Анализ переписки мог привести к выявлению связей ссыльных всего восточносибирского региона. Вот, например, несколько строк из ведомственной переписки начальника ЖПУ Забайкальской железной дороги и начальника ИГЖУ от 12 марта 1913 г.: «Прошу сообщить имеющиеся сведения об учителе Хайтинской школы Иркутского уезда Евлампии Федорове Власьевиче, который состоит в переписке с ссыльнопоселенцем Василием Матвеевичем Серовым, готовившем его в г. Мысовске к экзамену на учителя»[32].
На основании анализа перехваченной корреспонденции принимались незамедлительные меры: поднадзорные или привлекались к формальному дознанию, или, чаще всего, следовало решение об их «изъятии» с места причисления. Вот, например, письмо полковника Познанского Иркутскому генерал-губернатору от 20 ноября 1911 г.: «Находящаяся на водворении в с. Манзурка ссыльнопоселенка Наталья Алексеевна Александрова поддерживает постоянные предосудительные сношения с политссыльными Киренского и Верхоленского уездов, обнаружен материал, свидетельствующий о выдающейся роли, которую Александрова играла в т. н. «Временном центральном бюро Киренской уездной организации», имевшей целью сплотить политссыльных на коммунальных началах и дать колониям общую организацию. Испрашиваю разрешения о переводворении Александровой с первым отходящим этапом в одну из отдаленных местностей Якутской области»[33].
Еще один вид деятельности Иркутского губернского жандармского управления заключался в массовой проверке лиц, причастных к «народному образованию» и «народной нравственности». Проверке на благонадежность подвергались как поступающие на службу, так и уже работающие. Например, директор народных училищ Иркутской губернии Васильев сообщал начальнику Иркутского ГЖУ в декабре 1906 г.: «Честь имею уведомить по №7475, что относительно учителя Верхоленского городского 3-классного училища Матвея Гвоздицына было предварительное сношение с господином Иркутским губернатором, от которого и было получено сообщение от 19 мая 1906 года: «неблагонадежных в политическом отношении сведений об учителе Верхоленского городского 3-классного училища Матвее Гвоздицыне не имеется». Затем приказом Гвоздицын был определен на должность того же городского училища»[34].
Жандармы работали не только через своих платных агентов и осведомителей. «Простые» люди, корысти ради, также стремились им «помочь», что хорошо видно из цитируемого ниже документа: «Его Высокопревосходительству господину Иркутскому генерал-губернатору от крестьянина Семена Ермолаева Окулова, проживающего по 3 части 2 Солдатской улице, д. Щелкунова. 14 декабря 1906 г. Прошение. 23 июля с. г. мною было донесено господину жандармскому полковнику о том, что на Кайской горе, на даче Цукасова, у дачника Циммермана, у которого я служил караульным, бывают сборища для совещания против Государя Императора и пения марсельезы. Я, как истинно русский человек и верноподданный царю-батюшке, сделал свой долг и донес господину полковнику, который обещался меня наградить материально, но почему-то до сего времени своего обещания не исполнил, несмотря на то, что указанные мною лица, через несколько дней арестованы»[35].
Наблюдение и ликвидация радикальных организаций было основным, но далеко не единственным делом иркутских жандармов. Охранение основ «благочиния и спокойствия в государстве» требовало тотального наблюдения за всеми проявлениями публичной деятельности. Вот почему политическая полиция контролировала даже рекламные объявления. Проиллюстрируем это положение документально. Вот приказ по ЖПУ Забайкальской железной дороги от 28 декабря 1912 г.: «Разрешено мною вывесить на станциях Забайкальской железной дороги в местах, указанных железнодорожным начальством, следующие плакаты: 1). «Вилла Елена». 2). Техническая контора «Блажей и Ко». 3). «Н.Н. Титушкина». 4). Фабрика весов «Штейнке». 5). «Софийское подворье» и 6). Газета «День». Справка: письмо акционерного общества «Анонс» от 10 декабря 1912 г. Начальник управления полковник Мартос». Или приказ от 1 июня 1913 г.: «Разрешено мною вывесить на станциях Забайкальской железной дороги в местах, указанных железнодорожным начальством, следующие плакаты: «Парикмахерская против вокзала» и листок коллективного выпуска рекламы №2. Справка: письмо контрагентства «Реклама» от 18 мая с. г.»[36].
По всей видимости, текст и форма объявления не играли практически никакой роли – все, что вывешивалось или выставлялось на общее обозрение, требовало разрешения жандармского управления. Например, Верхнеудинская городская управа извещала начальника Верхнеудинского отделения ЖПУ19 сентября 1913 г.: «Препровождая при сем один экземпляр объявления о том, что для приезжающих в Верхнеудинск господ генералов штаба и обер-офицеров назначена квартира в гостинице «Сибирь», городская управа имеет честь просить Ваше Высокоблагородие не отказать сделать распоряжение о вывеске этого объявления на станции Верхнеудинск в зале у касс на видном месте»[37].
Разрешению в жандармерии подлежали все общественные мероприятия – концерты, лекции, выставки, демонстрации картинок «волшебного фонаря», общие собрания пайщиков или акционеров. Так, начальник ЖПУ Забайкальской дороги уведомлял ротмистра Байкальского отделения 26 июня 1913 г.: «30 сего июня при станции Слюдянка скрипачу Золотареву мною разрешен концерт»[38]. Или: тот же начальник сообщал своим подчиненным: «Ставлю Вас в известность, что мною одновременно с сим сообщено начальнику Забайкальской железной дороги о неимении препятствий к прочтению лекций по электричеству лектором Трофимовым на ст. Иркутск, Слюдянка, Верхнеудинск, Хилок, Чита и Шилка при условии, чтобы о времени прочтения лекций заблаговременно поставлялись в известность подлежащие начальники жандармских отделений»[39].
Несмотря на широчайшие полномочия и по существу бесконтрольность в деятельности, внутри управления существовала строгая дисциплина и нетерпимое отношение к нарушителям устава службы, профессиональной этики или кодекса офицерской чести. Управление всегда внимательно следило за «чистотой своих рядов». Вот, например, выписка из приказа по ИГЖУ за 1901 г.: «Унтер-офицер дополнительного штата вверенного мне управления В.С. Коваленко в мае 1901 года, прибыв по делам службы в Карагунский улус Укырского ведомства Балаганского уезда, потребовал, чтобы сельский староста Вахромей Борисов, а также и другие инородцы, уплатили ему по 1 рублю за участие в лотерее, разыгрываемой в его, Коваленко, пользу, что указанные инородцы, из страха притеснений и исполнили. Затем, проходя с тем же старостой по улице улуса, и заметив на общественном магазине неисправный замок, стал кричать на старосту и грозить, что наденет на него кандалы и отправит в тюрьму и требовать в свою пользу 20 рублей, чтобы скрыть неисправность этого замка. Староста Борисов и дал эти 20 рублей. Коваленко лишен был воинского звания и отдан под суд Сибирского военно-окружного суда»[40].
Офицеры и нижние чины жандармского ведомства постоянно учились, совершенствовали свои профессиональные навыки. Помимо строевых занятий, они ежемесячно занимались по самым различным вопросам своей службы. Как правило, эти занятия проводил сам начальник управления. Так, в 1916 г., например, он провел десять однодневных занятий, длившихся с 12 до 16 часов. Здесь обсуждались следующие темы: порядок действий унтер-офицеров в каждом отдельном случае при пожаре в поездах; пожары на линии и в полосе отчуждения; нарушения правил строительного устава; захваты железнодорожной земли и не освобождение в срок квартир; смертные случаи, нанесенные раны и увечья и другие повреждения здоровью; преступления и проступки против чужой собственности; проверка обязательных знаний по охране императорских поездов; проверка знания статей устава уголовного судопроизводства; сборка и разборка автомата-пистолета Браунинг; прием и передача телеграмм; правила технической эксплуатации железных дорог; Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями; правила врачебно-санитарной службы; устройство паровозов и их управление. Кроме этого, каждое занятие включало ознакомление унтер-офицеров с произошедшими событиями в царствующем доме, а также доведение до сведения и выполнения инструкций, указаний, предписаний и приказов по корпусу жандармов в целом.
Для обучения унтер-офицеров премудростям профессии был централизованно разработан и издан типографским способом специальный журнал, состоявший из вопросов и ответов на них. В ЖПУ Забайкальской железной дороги этот журнал назывался «Вопросы и ответы для подготовки молодых унтер-офицеров. 1904 год». Вот некоторые из них: «Вопрос: Какой в России образ правления государством? Ответ: Монархически-самодержавный, т. е. государь один управляет государством. Вопрос: Когда новый закон вступает в силу? Ответ: Со времени объявления его в каждой местности. Вопрос: Кто в России может принимать и отменять законы? Ответ: Только государь-император. Вопрос: Какие бывают паспорта? Ответ: бессрочные, 5-летние, годовые и шести месячные. Вопрос: Что в каждом преступлении надлежит выяснить прежде всего? Ответ: Необходимо выяснить, совершено ли преступление с умыслом, или без».
Помимо приведенных в качестве примера вопросов были здесь и совершенно конкретные задания, касавшиеся знаний мер веса, расстояния, порядок разборки и сборки оружия, условия для установления гласного полицейского надзора и т. д. Как видим, государство заботилось о подготовке нижнего звена жандармских управлений[41].
В этом вопроснике были и темы подчиненности унтер-офицеров жандармского ведомства общевойсковым офицерам. «Вопрос: Может ли проезжающий офицер делать приказания унтер-офицеру? Ответ: Нет, не может. Вопрос: Как унтер-офицер должен доложить офицеру, если последний обратится к нему с требованием, исполнение которого не входит в обязанности унтер-офицера? Ответ: Унтер-офицер должен вежливо, приложив руку к козырьку доложить, что это им исполнено лично быть не может, но что с этим надо обратиться туда-то. Если же офицер обратится к унтер-офицеру с приказанием, взять и вынести из вагона или из зала вещи, то унтер-офицер обязан ответить, что он сейчас прикажет исполнить это носильщику»[42].
Служба жандармского офицера была трудной и опасной. Нередко приходилось возглавлять операции по ликвидации уголовных преступников, выполнять чисто полицейские функции. Вот, например, приказ по ИГЖУ от 22 марта 1901 года №17: «28 января с. г. около 8 часов утра и. д. вахмистра в команде помощника моего в Иркутском, Балаганском и Нижнеудинском уездах Владимир Коробко пытался задержать трех злоумышленников, проникших с целью грабежа в квартиру частного еврейского учителя Файвыша Рубена по Подгорной улице в доме 60, где они убили проживавшую с Рубеном мещанку Авдотью Полигалову и ранили топором в голову жену Рубена. Увидевшие Коробко в окно злоумышленники, сделали попытку выбежать из квартиры, но он загородил им выход. Тогда один из них выбил оконную раму, и, выскочив на двор, бросился с топором на Коробко. Последний, отбив удар, ранил злоумышленника, нанеся ему удар обнаженной шашкой по голове… После этого Коробко бросился на другого злоумышленника, но тот бросился бежать. Третий успел выскочить из сеней и скрыться… Между тем, оправившийся злоумышленник, человек очень сильный, пришел в себя, успел … ударить Коробко обухом топора по голове, а затем нанес удар острием. Тем не менее, Коробко снова повалил его на землю, и, слабея от кровотечения, пытался поднять шашку. Воспользовавшись этим, злоумышленник вскочил и выбежал на улицу. Коробко последовал за ним, причем оба могли двигаться только шагом. Собравшаяся толпа народа, несмотря на все просьбы Коробко помочь ему, отнеслась безучастно. Коробко продолжал преследовать злоумышленника, пока не потерял сознания. Придя в себя, он подозвал извозчика и, несмотря на продолжавшееся кровоизлияние, велел вести себя в управление, чтобы облегчить розыск. Благодаря сообщенным им сведениям, двое злоумышленников были задержаны. Проболев больше месяца и едва восстановив силы, Коробко принялся за розыск третьего злоумышленника, ранившего его, которого и задержал 21 марта.
Выражая Коробко от лица службы горячую благодарность, я горжусь иметь такого подчиненного и надеюсь, что его самоотверженный поступок послужит для чинов Управления живым примером преданного и честного исполнения долга»[43].
Несмотря на самоотверженность, храбрость, отсутствие корыстолюбия большинства нижних чинов, жандармское ведомство не пользовалось ни любовью, ни поддержкой граждан. Приведем характерный пример – рапорт помощника начальника ИГЖУ по Балаганскому округу ротмистра Булахова, который в порядке охраны 2 июня 1908 г. производил обыск у фельдшериц Тулунского переселенческого пункта Ханы Борисовой Бланковой и Блумы Давидовой Гершевич. «Во время обыска в квартиру Бланковой явился врач Буторин и стал настойчиво требовать от ротмистра Булахова предъявить ему подлинное предписание Охранного отделения об обыске, выражая, что «под видом жандармов могут прийти хулиганы и экспроприаторы. Когда унтер-офицер Тулунского отделения ЖПУ Сибирской железной дороги Лисицын доложил ротмистру Булахову, что его долго не впускали в квартиру Гершевич, то последний заметил, что следовало бы вскрыть дверь. Услышав это, врач Буторин громко произнес: «Жандармы только тем и занимаются, что ломают двери и врываются в квартиры». Врач Буторин, не стесняясь, предъявляет при всяком удобном и неудобном случае свою нетерпимость к чинам полиции и корпуса жандармов в особенности, и старается дискредитировать указанных чинов в глазах местного населения. Между прочим, в ночь на 15 июля 1906 года у ротмистра Булахова опасно заболел ребенок, что и вынудило последнего обратиться к врачу Буторину. Жена последнего, выслушав просьбу Булахова, пошла сказать об этом Буторину, вернувшись, объявила, что доктор опасно заболел и ехать не может»[44].
Анализ приведенного материала говорит о высокой эффективности контрреволюционной деятельности жандармских служб: любое проявление оппозиционных настроений, в конечном счете, становилось известным и попадало под контроль. Но почему же в этом открытом противостоянии победили революционеры, а не жандармы? Конечно, демократические силы просто не могли не победить самодержавие, однако, помимо объективных законов исторического развития, против жандармов выступили и субъективные обстоятельства (которые, в принципе, конечно же, были следствием общих процессов). Назовем здесь лишь одно из нескольких: невероятно сильную межведомственную разобщенность жандармских служб. После упразднения III Отделения, Отдельный корпус жандармов в 1880 г. поступил в ведение МВД. Его оперативной деятельностью руководил Департамент полиции через свой Особый отдел. В строевом, административном и финансовом отношении, а также в подборе кадров, все жандармские органы подчинялись не Департаменту полиции, а штабу Корпуса, который, в свою очередь, руководствовался приказами Военного министра.
Разобщенность центральных органов жандармерии дублировалась и усиливалась на региональном уровне. В одном Иркутске в начале ХХ века существовало четыре (!) жандармских ведомства, имевшие каждое свою агентуру, управление, штат, но работавшие против общего врага – в этой ситуации трений просто не могло не быть! Несмотря на то, что компетенции ведомств были четко определены, вполне естественное соперничество часто приводило к конфликтным ситуациям, а губернатор не мог их разрешить, так как ни те, ни другие структуры ему не подчинялись.
В качестве иллюстрации межведомственной вражды приведем личную переписку начальника ЖПУ Забайкальской дороги с начальником ИГЖУ от 2 февраля 1907 г.: «Срочно. Совершенно секретно. Препровождая при сем для сведения Вашего копию донесения начальника вверенного мне отделения от 25 января за №76 о бывшей сходке рабочих депо Иркутска 22 сего января, из коего усматривается, что сходка эта никакого политического характера не носила, главный виновник установлен и самое происшествие является не бóльшим, как только нарушением пункта 1-го обязательных постановлений Особого комитета на Забайкальской железной дороге; при этом, нарушение это образцово устранено начальником Иркутского отделения ротмистром Павловым личным воздействием, не прибегая к невынуждаемой к тому обстоятельствами силе, не делая шумихи и не преувеличивая и не раздувая факта – один с унтер-офицером перед толпой.
Если по агентурным сведениям или другим полученным данным Вы в данном случае усматриваете деяние, относящееся к политическим преступлениям, то на основании приказа по отдельному корпусу жандармов прошлого года №145, Вам надлежало сообщить эти данные ротмистру Павлову и поручить ему производство дознания в порядке положения государственной охраны, или же формального; меня же поставить об этом в известность, вместо ни к чему не идущих назиданий, допущенных Вами в отношении ко мне от 25 января за №461, которые прошу на будущее время оставить для личного руководства, притом это не совместимо ни с воинским этикетом, ни с положением, занимаемым Вами»[45].
Разобщенность действий жандармских органов играла, безусловно, негативную роль. Вместо объединения для борьбы с радикальными силами, жандармы зачастую занимались разбором межведомственных дрязг, урегулированием споров, поиском виновных. Вместе с тем следует признать, что деятельность жандармской службы в Иркутской губернии была весьма эффективной: политическая полиция знала практически о каждой революционной группе, умело использовала наблюдение и провокацию, имела широкую агентуру, предотвращала террористические акты, осуществляла ликвидацию нелегальных организаций, хорошо знала политические настроения в обществе.
Примечания:
[1] Глинский Н.Б. Отдельные этюды агентурной деятельности Департамента полиции в 80-е годы // Исторический вестник. 1912. №2; Гредескул П.А. Террор и охрана. СПб., 1912; Лопухин А.А. Из итогов служебного опыта. Настоящее и будущее русской полиции. М., 1907; Щеголев П. Е. К истории полицейской агентуры в России // Былое. 1906. №3; Министерство внутренних дел. 1802–1902 гг. СПб., 1902.
[2] Кантор Р.М. «Каторга и ссылка» за десять лет: Сист. и предмет. указатель // Каторга и ссылка. 1931. №5, 7–10. (Приложения).
[3] Ерошкин Н.П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М., 1960; Зайончковский П. А. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М., 1970.
[4] Мулукаев Р.С. Полиция и тюремные учреждения дореволюционной России. М., 1964; Шинджикашвили Д.И. Сыскная полиция царской России в период империализма. Омск, 1973.
[5] Перегудова 3.И. Строго законспирированы. М., 1983; Она же. Политический сыск России (1880–1917). М., 2000 и др. работы.
[6] Жандармы России. СПб., 2002; История полиции России. Краткий исторический очерк и основные документы/ под ред. В.М. Курицына. М., 1998; Политическая полиция и политический терроризм в России (вторая половина XIX – начало XX в.) / под ред. Г.А. Бордюгова. М., 2001; Сизиков М.И. История полиции России (1718–1917 гг.) / М.И. Сизиков, А.В. Борисов, А.Е. Скрипилев. М., 1992. Вып. 2: Полиция Российской империи XIX – начала XX веков; Чудакова М.С. Противостояние. Политический сыск дореволюционной России. Ярославль, 2003; Григорьев Б.Н., Колоколов Б.Г. Повседневная жизнь российских жандармов. М., 2007 и др. работы.
[7] Гладышева Е.Е. Политический сыск в России в начале XX века: 1902 г. – февраль 1917 года: на материалах Саратовской губернии: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 2006; Тамбовская полиция в начале XX века: док и материалы / сост. Н.В. Токарев. Тамбов, 2006; и др.
[8] Дорохов В.Г. Политический сыск в Томской губернии: 1881–февраль 1917 гг.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Кемерово, 2005; Шиловский М.В. Жандармерия // Историческая энциклопедия Сибири. Новосибирск, 2009. Стб. 541–542.
[9] Баринов А.О. Стража: Очерки истории деятельности спецслужб России в Забайкалье в начале ХХ века (1901–1917). Чита, 2008; Иванов А.А. Из истоpии политического сыска в Иpкутске в годы Пеpвой миpовой войны // Земля Иpкутская. 1995. N4.
[10] Татаринцев А.Г. Радищев в Сибири. М., 1977. С. 188-189.
[11] Иркутская летопись/ сост. Ю.П. Колмаков. Иркутск, 2003. С. 47.
[12] ГАИО. Ф. 24. Оп. 3. Д. 438. Л. 24.
[13] ГАИО. Ф. 24. Оп. Оц. Д. 181. Л. 23, 30, 51.
[14] М.М. Сперанский: Сибирский вариант имперского регионализма (к 180-летию сибирских реформ М.М. Сперанского / Л.М. Дамешек, И.Л. Дамешек, Т.А. Перцева, А.В. Ремнев. Иркутск, 2003. С. 195.
[15] Памятная книжка Иркутской губернии на 1861 год. Иркутск, 1861. С. 101; Памятная книжка Иркутской губернии на 1873 год. Иркутск, 1873. С. 39.
[16] Общий состав отдельного корпуса жандармов на 15-е мая 1884. СПб.: Типография Министерства внутренних дел. 1884. С. 62, 214.
[17] Адрес-календарь состава служащих в правительственных, общественных и частных учреждениях Иркутска на 1897–1898 год. Иркутск, 1997. С. 52; и др.
[18] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 834. Л. 77–78.
[19] Общий состав управлений и чинов отдельного корпуса жандармов. Исправлен по 15 сентября 1887 г. СПб., 1887. С. 56.
[20] Памятная книжка Иркутской губернии. Иркутск, 1911. С. 151.
[21] Указ. соч. С. 151.
[22] Календарь-справочник по городу Иркутску и Иркутской губернии на 1914 год. Иркутск, 1914. С. 128–129.
[23] ГАИО. Ф. 25. Оп. Оц. Д. 262. Л. 94.
[24] ГАИО. Ф. 25. Оп. Оц. Д. 262. Л. 23-24 об.
[25] ГАИО. Ф. 601. Оп. 1. Д. 117. Л. 408.
[26] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 835. Л. 99 об.
[27] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 81. Л. 47-51.
[28] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 831. Л. 306.
[29] ГАИО. Ф. 601. Оп. 1. Д. 117. Л. 434.
[30] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 642. Л. 50.
[31] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 834. Л. 15 об.-20.
[32]ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 693. Л. 131.
[33] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 513. Л. 40.
[34] ГАИО. Ф. 600. Оп. Оц. Д. 30. Л. 531.
[35] Там же. Л. 493.
[36]НАРБ. Ф. 381. Оп. 1. Д. 59. Л. 1, 16.
[37] Там же. Л. 20.
[38] Там же. Л. 18.
[39] НАРБ. Ф. 381. Оп. 1. Д. 190. Л. 20.
[40] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 5. Л. 6.
[41] НАРБ. Ф. 381. Оп. 1. Д. 112. Л. 7.
[42] НАРБ. Ф. 381. Оп. 1. Д. 9. Л. 1–84.
[43] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 5. Л. 7-8.
[44] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 104. Л. 39-40.
[45] ГАИО. Ф. 600. Оп. 1. Д. 81. Л. 41.
Статья опубликована: Сибирский город. Иркутск, 2010. № 8.