Documentary certificates of establishment of gendarme supervision are presented to publications on Nerchinsk political penal servitude for the purpose of toughening of a mode of the maintenance of political prisoners.

  Во второй половине XIX в. Нерчинская каторга по-прежнему оставалась местом содержания уголовно преследуемых участников радикального общественно-политического движения России, деятельность которых квалифицировалась как государственное преступление, то есть как самое опасное. Основной нормативно-правовой базой функционирования крупнейшей в России Нерчинской каторги являлся Устав Учреждений и Уставов о ссыльных. Однако содержание этих заключённых осуществлялось с отступлениями от него, то есть в условиях особого режима и особого надзора. Политкаторжан держали в помещениях отдельно от уголовных заключённых, а надзор поручался особым учреждениям. Официальная власть таким способом выделяла политкаторжан в особую группу заключённых и отступала от действовавшей в стране обще-уголовной нормативно-правовой базы исполнения наказания. Впервые такую систему надзора на Нерчинской каторге применили к декабристам, затем к политкаторжанам 60-х годов. В следующий раз установление особого режима и надзора было предпринято правительством в конце 70-х годов XIX века.

  В тот период в Российской империи значительно обострилась политическая обстановка. Народническое движение вступило в новый этап своей борьбы. Началась полоса террора, остановить который правительство попыталось усилением репрессий, которые в первую очередь обрушились на тех, кто уже находился в местах заключения, в том числе и на Нерчинской каторге. Здесь предпринимаются действия по ужесточению режима содержания и надзора за его исполнением. Эти, ставшие уже традиционными, меры сопровождались отступлением от Устава о ссыльных.

  В ноябре 1877 года военный губернатор Забайкальской области, обеспокоенный увеличением на Нерчинской каторге количества государственных преступников, на запрос об уточнении условий их содержания из Главного управления Восточной Сибири получил следующее секретное предписание.

Главное Управление Секретно

Восточной Сибири Господину исправляющему

отделение 1, стол 3 должность военного

ноябрь 3, 1877 г. Иркутск губернатора Забайкальской

области.

  «Вследствие представления вашего превосходительства от 7 минувшего октября за № 6109 с примечанием донесения заведующего Нерчинскими ссыльнокаторжными, по предмету размещения вновь назначенных в каторжные работы на Карийские золотые промыслы государственных преступников и о прочих, я вышел вместе с сим в сношения с Генерал – Губернатором Восточной Сибири, прося его распорядиться по возбужденным Вами вопросам.

Сообщая об этом, покорнейше прошу Ваше Превосходительство, впредь до получения ответа Генерал-адъютанта Барона Фридерикса распорядиться, чтобы упомянутые государственные преступники содержались на гауптвахте Нижнее-Карийского промысла, к приспособлению которой для помещения их уже Вам представлено, с тем, однако ж, чтобы преступники, насколько представляется возможным, были размещены каждый отдельно. Что касается задолжения преступников в работы, то, применяясь к высочайше утверждённой в 1826 году инструкции коменданту на Нерчинских заводах, назначить их в работы наравне с другими каторжными, но преимущественно с такими, которые будут признаваться самыми благонадёжными в нравственных качествах, при усиленном конвое, а в отношении наложения на них взысканий за маловажные проступки, применять к ним общий закон об обыкновенных ссыльнокаторжных.

  Председатель в Совете генерал-лейтенант Шелашников [1].

Несколько месяцев спустя военному губернатору Забайкальской области поступило ещё одно секретное распоряжение, дающее рекомендации по поводу содержания политкаторжан на Каре.

Главное Управление Секретно

Восточной Сибири Господину исправляющему

отделение 1, стол 3 должность военного

января 12 дня, 1878 губернатора Забайкальской

№ 50, г. Иркутск области.

  «Впоследствие предложения от 3 и 24 ноября минувшего года за № 1143 и 1237, препровождая при сём копию с полученного мною ныне отзыва г. генерал-губернатора Восточной Сибири от 28 того же ноября за № 171, по предмету содержания государственных преступников, отправленных в 1877 году на Карийские золотые промыслы, покорнейше прошу ваше превосходительство сделать распоряжение о размещении сказанных преступников согласно требования генерал-адъютанта барона Фридерикса, то есть отдельно, по разным тюрьмам Карийских промыслов, не допуская содержания их даже по два в одном помещении, с употреблением в работы и о последующем уведомить».

  Председательствующий в Совете генерал-лейтенант Шелашников [2].

  Как видно, местная администрация была обеспокоена нарастающим в стране противостоянием политических сил, но в первую очередь, она была озадачена проблемой содержания в местах ссылки главных противников самодержавия. Поэтому непосредственные исполнители режима наказания этой категории заключённых запрашивали для подстраховки у выше стоящей местной администрации об уточнении существенных его деталей, а та, в свою очередь, обращалась за разъяснениями в высшие и центральные органы, мнение которых являлось фактическим правовым ориентиром в осуществлении исполнения наказания. И это мнение было изложено в циркуляре Департамента полиции всем губернаторам от 23 сентября 1878 г.: «Согласно установившимся правилам в распределении для отбывания наказания осуждённых в государственных преступлениях, а также в пересылке их по назначению, соблюдается независимо от постановлений в Уставе о ссыльных и содержащихся под стражею, особый порядок – по указанию главного начальника Третьего отделения е.и.в. канцелярии» [3].

  Из документа следует, что официальная власть в определении режима содержания государственных преступников исходила не из имеющегося нормативно-правового документа, Устава о ссыльных, а из собственного представления о содержании и цели наказания государственных преступников, которые, в конечном итоге, зависели не от имеющегося закона, а от воли власти. Именно поэтому для государственных преступников составлялись особые инструкции по корректировке режима содержания и по установлению над ними особого контроля со стороны общегосударственных учреждений политического надзора.

  В свою очередь, Главное управление Восточной Сибири не отставало от центральных органов власти, и регулярно присылало местному каторжному начальству циркуляры с требованиями и рекомендациями мер по усилению надзора за находящимися в крае политкаторжанами. В них передавались основополагающие установки карательной политика царизма. Вот выдержка из секретного циркуляра Департамента полиции Министерства внутренних дел от 15 августа 1878 г., которая послужила основой выше изложенных инструкций ГУВС. «Политические арестанты, как по роду, так и по важности преступлений их составляют совершенно особую категорию, а потому должны быть содержимы отдельно от прочих заключённых. К этому присовокупляю, что самые помещения для арестантов означенной категории должны быть отводимы, по возможности, в таких частях тюремных зданий, которые не имели бы сообщения с общими камерами, или, по крайней мере, могли бы быть разобщены от сих последних соответствующими приспособлениями, причём, во всяком случае и во всей строгости должны быть соблюдаемы условия безопасности от побегов арестантов». Управляющий Министерства внутренних дел статс-секретарь Маков [4].

  Стремление к полной изоляции государственных ссыльнокаторжных – часто повторяющееся требование в секретных предписаниях. Вот одно из них, составленное в ГУВС от 26 мая 1878 года.

Главное Управление Секретно

Восточной Сибири Господину губернаторe

отделение 1, стол 3 Забайкальской области.

мая 26 1878 г. Циркулярно

№ 926, г. Иркутск

  «По существующему порядку политические арестанты вообще содержатся в одиночном заключении. Правило это имеет целью устранить вредное влияние преступников означенной категории на прочих преступников, против которого в особенности необходимо принятие соответственных мер, ибо содержащиеся по стражею представляют, по своей нравственной испорченности, среду наиболее доступную всяким преступным внушениям.

  В виду сего, указываемые правила должны быть применяемы и к содержащимся под стражею, во время следования в места назначения, ссыльнокаторжным из государственных преступников.

  Согласно полученного отзыва товарища министра внутренних дел от 10 минувшего апреля за № 27, имею честь покорнейше просить ваше превосходительство сделать распоряжение, чтобы ссыльные помянутой категории при остановках при пути следования в места назначения по Забайкальской области, были содержимы в тюрьмах отдельно от арестантов других категорий, и чтобы настоящее требование исполнялось без малейшего послабления, не оставив уведомить меня о распоряжениях ваших по сему предмету». Генерал-губернатор генерал-адъютант барон Фридерикс [5].

  Корректировка режима содержания политкаторжан в конце 70-х годов XIX в. происходила не только по общим и принципиальным положениям, но и по частностям, например, касалась переписки. В инструкции ГУВС военному губернатору Забайкальской области от 14 июня 1878 года было сказано: «Что касается корреспонденции государственных преступников, сосланных в каторжные работы, то преступникам сим воспрещается вовсе писать и посылать от себя письма к кому бы то ни было, но женам их, кои будут жить вместе с ними в остроге или отдельно от острога, позволяется посылать от себя письма к родственникам и иным лицам, но эти письма должны просматриваться» [6].

  Наметившаяся в конце 70-х годов тенденция усиления надзора за политзаключёнными Нерчинской каторги получила в начале нового десятилетия логическое завершение. Практическое осуществление надзора за режимом содержания было передано в ведение жандармского управления. Инициировалась эта акция Главным управлением Восточной Сибири.

  В октябре 1879 г. генерал-губернатор Восточной Сибири Шелашников, располагая информацией о том, что заведующий Нерчинскими ссыльнокаторжными полковник В.О. Кононович ослабил режим содержания политкаторжан, устроил на Каре проверку. Туда для сопровождения группы политкаторжанок был отправлен жандармский штабс-капитан Бурлей, который получил особое задание, обнаружить допущенные заведующим Нерчинскими ссыльнокаторжными нарушения. Следует заметить, что в действительности Кононович не позволял нарушений, он в своих действиях руководствовался Уставом о ссыльных, ну а начавшееся сверху ужесточение режима содержания политических арестантов не согласовывалось с прежней практикой правительства борьбы с инакомыслящими.

  Вернувшийся из командировки жандармский офицер сообщил непосредственному начальству об обнаруженных, на его взгляд, существенных послаблениях режима содержания политзаключённых, разрешённых заведующим Нерчинскими ссыльнокаторжными полковником Кононовичем. Нарушения Бурлей усмотрел в том, что ссыльные государственные преступники по прибытии на Кару сразу же, независимо от срока приговора, освобождаются от оков. К ним в качестве прислуги приставляются уголовные заключённые. Все государственные преступники на работы не привлекаются, им не возбраняется носить собственную одежду и бельё, они пользуются для улучшения питания собственными деньгами, привезёнными из дома. Более того, все они содержатся не в тюрьме, а на вольных квартирах, а двое из них – Чарушин и Синегуб – даже занимаются обучением приютских детей и получают за это жалованье. И далее штабс-капитан высказал свое предложение, мотивируя его тем, что на Кару ожидается наплыв политических преступников. «А там допускаются неоправданные отступления от указанных в законах и преподанных Главным местным начальством правил, необходимо для исключительного наблюдения за этими преступниками учредить на промыслах жандармский пункт в составе одного офицера и не менее 16 унтер-офицеров» [7].

  Действительно, несостоявшаяся практика сосредоточения в центральных каторжных тюрьмах приговорённых к каторжным работам государственных преступников, заставила власть вернуться к ссылке их на Нерчинскую каторгу.

  Удивительным образом мнение Бурлея совпало с настроением главного местного начальства, как ГУВС, так и военного губернатора Забайкальской области. По утверждению проверяющего, эта власть, так усердно добивающаяся исполнения на каторге законного режима содержания, добиться своего не смогла, так как все эти усилия сводились к нулю неисполнительным Кононовичем. Естественно, вся эта информация была доведена до сведения в МВД. От Кононовича потребовали объяснений. В мае 1880 года он ответил, что в своих действиях руководствовался Уставом о ссыльных, который не запрещает применять к политкаторжанам ряд льгот [8].

  В процессе переписки, между ГУВС и Кононовичем, обнаружился ряд несоответствий между нормами Устава о ссыльных и содержанием ряда секретных циркуляров, исходящих от МВД, Третьего отделения е.и.в. канцелярии, ГУВС, Иркутского губернского жандармского управления и других административных ведомств. Несовпадения эти явились результатом всей предшествующей не до конца последовательной и согласованной политики по регламентации режима содержания государственных преступников, стремлением администрации вывести государственных преступников, как преступников особого рода, из общеуголовной системы исполнения наказания. Об этих недостатках говорил в своём ответе Кононович. Однако его мнение не было учтено. Более того, его резко отрицательное отношение к предложению об учреждении на Каре жандармского пункта, возможно, послужило причиной перевода Кононовича на новое место службы. Кононович, посчитав для себя необходимым высказать своё мнение начальству, настаивал на сохранении системы единого управления Нерчинскими ссыльнокаторжными. «Учреждение же жандармского поста существенно нарушает такое единство, дело будет по-прежнему всею тяжестью ответственности лежать на Управлении, и я затрудняюсь понять для какой надобности потребовалось бы назначение жандармского надзора» [9].

  Предложение о передаче жандармским учреждениям надзора за содержанием государственных преступников на каторге с большой заинтересованностью поддержали в Третьем отделении. Этот институт власти намеревался учредить абсолютный контроль на политической каторге. Хотя функция общего надзора за исполнением наказания на каторге официально возлагалась на полицмейстера Карийских золотых промыслов [10]. Но и Третье отделение не отступало и в Иркутское губернское жандармское управление переслало следующее предписание: «Необходимо доставить в Третье отделение е. и. в. канцелярии в самом непродолжительном времени списки тех лиц, прикосновенных к политическим делам, которые находятся ныне под стражей, как осужденных, так и подвергнутых предварительному заключению в пределах вверенного вам района. В этих списках должны быть показаны имена, отчества, фамилии, звание, и с какого времени содержатся. Такие списки должны быть предоставлены в Третье отделение к первому числу каждого месяца» [11].

  Усилиями учреждения политической полиции с 1880 года на Каре стал действовать жандармский пункт. Сюда был командирован из Иркутского губернского жандармского управления жандармский офицер, который получил право следить за действиями тюремной администрации и выявлять отклонения от режима. Обо всех нарушениях он обязан был сообщать военному губернатору Забайкальской области и начальнику Иркутского губернского жандармского управления. Ему в помощь в качестве надзирателей политической тюрьмы направлялись 8 жандармов нижних чинов. Первоначально жандармский офицер только следил за заведующим нерчинскими ссыльнокаторжными, который пока продолжал осуществлять делопроизводство, хранил и вносил изменения в личные дела заключённых, обеспечивал снабжение продовольствием, одеждой, дровами, занимался ремонтом тюрьмы, командовал караульной командой, контролировал внутренний распорядок тюрьмы. Также в поле зрения жандармского офицера находился и смотритель политической тюрьмы [12]. Таким образом, официальная власть посчитала для себя необходимым особо бдительно следить не за всеми заключёнными каторги, а исключительно за государственными преступниками. Несколько позднее роль и предназначение жандармов на Каре была изменена.

  Весной 1882 г. из Карийской тюрьмы совершили побег 8 политкаторжан. После их поимки всех государственных преступников, содержавшихся на каторге, передали в полное ведение жандармов. На Каре 12 мая 1883 г. Высочайшим повелением была учреждена штатная должность помощника начальника Иркутского ГЖУ, а ему в помощь 20 унтер-офицеров [13]. Фактическая передача государственных преступников в ведение корпуса жандармов состоялась за год до высочайшего повеления. По распоряжению военного губернатора Забайкальской области от 29 мая 1882 г. все Нерчинские ссыльнокаторжные государственные преступники передавались в ведение майора корпуса жандармов Халтурина. Передача 124-х заключённых состоялась 11 июня 1882 г. [14].

  Между жандармским офицером и заведующим Нерчинскими ссыльнокаторжными было проведено разграничение полномочий. Каждый из них получил отдельную инструкцию, сначала утверждённую генерал-губернатором Восточной Сибири, а затем и наверху. О полномочиях жандармского офицера в инструкции было сказано: штаб-офицер заведует всеми ссыльнокаторжными государственными преступниками на Каре, мужчинами и женщинами. Он же есть и комендант политической тюрьмы, подчиняется прямо губернатору. Ему подчиняются смотритель политической тюрьмы и надзиратели и все смотрители и надзиратели, где содержатся политические преступники. В своей служебной деятельности жандармский офицер обязан был руководствоваться Уставом о ссыльных, имеющимися в его распоряжении особыми секретными инструкциями, а также последней инструкцией генерал-губернатора Восточной Сибири от 12 мая 1882 г., которая давалась заведующему Нерчинскими ссыльнокаторжными. Тот же, в свою очередь, не отстранялся совсем от исполнения своих полномочий по отношению к государственным преступникам [15]. Таким образом, сложилось многоярусное нагромождение над политической каторгой органов исполнения наказания и учреждений, надзирающих за ними.

  За жандармским офицером и заведующим Нерчинскими ссыльнокаторжными в инструкциях закреплялись конкретные дела. Вот несколько примеров. Жандармский офицер наблюдает за тем, чтобы положенные от казны средства на содержание политкаторжан отчислялись тюремным  ведомством регулярно и в установленных размерах. На него возлагалась ответственность за расходование денег, принадлежащих заключённым, он же дает разрешение на расходование этих денег и хранит их в общей тюремной кассе. Вместе с заведующим Нерчинскими ссыльнокаторжными и командиром караульного батальона осматривает получаемые с почты посылки, прочитывает письма заключённых. Не менее одного раза в неделю он обязан посещать заключённых в тюрьме, о чём ведёт запись в специальном журнале. Один раз в месяц он организует обыски лично заключённых и их камеры.

  Под особым его контролем находилась караульная служба. Он следил за точным исполнением охранной службы, а команда, несущая караул политкаторжан вместе с командиром, подчинена жандармскому офицеру.

  Установлена была и подотчётность жандарму заведующего Нерчинскими ссыльнокаторжными, который «в случае надобности по первому требованию жандармского офицера обязан оказывать ему полное содействие всеми имеющимися в их распоряжении силами» [16].

  Для второго лица, обеспечивавшего исполнение наказания государственных преступников, для заведующего Нерчинскими ссыльнокаторжными на Каре была составлена особая инструкция. В ней заведующий обязан был обеспечивать порядок содержания непосредственно в тюремных помещениях, то есть следить, чтобы камеры находились под замками, на прогулки заключённых выводить по камерам, по нужде выпускать во двор днём по одиночке, на ночь ставить в тюрьме «параши». Следить за тем, чтобы заключённые сами убирали эти бачки во двор вне прогулочного времени.

  Далее, на заведующего возлагалась ответственность следить за тем, чтобы все арестанты носили только казённую одежду. Заключённые разряда испытуемых заковывались в кандалы, а приговорённые к приковыванию к рабочей тачке, действительно приковывались к таковой. В инструкции требовалось, чтобы заведующий строго контролировал наличие собственных вещей, но допускаемых по правилам. А запрещенные предметы и личные вещи в обязательном порядке подвергались изъятию. Раз в месяц всем заключённым под надзором заведующего брили половину головы.

  Организация пищевого довольствия государственных преступников также вменялась в обязанности заведующего Нерчинскими ссыльнокаторжными. Он обеспечивал порядок общения заключённых с родственниками, проживающими рядом с политической тюрьмой, организацию письменных занятий, чтение разрешённых книг. Оговаривались в инструкции и правила посещения заведующим каторгой политической тюрьмы. Совершать это он должен был не реже одного раза в месяц. Смотритель тюрьмы или надзиратель вместе с начальником караула обязаны были присутствовать во время утренней и вечерней поверке, и не менее двух раз в неделю проводить в тюрьме обыски.

  Собственные деньги заключённые расходовали также под контролем заведующего ссыльнокаторжными. И весь остальной внутренний уклад тюрьмы был его заботой [17].

Содержание этих инструкций подтверждает сомнение Кононовича В.О. в целесообразности создания двойного надзора за исполнением наказания государственных преступников. Это приводило к межведомственной конкуренции, неразберихе в нормативно-правовой базе и несогласованности в практике её применения.

Примечания:

1. ГАЗК, ф. 1 пол. отдел, оп. 1, д. 1180, л. 12-13.

2. ГАЗК, ф. 1 пол. отдел, оп. 1, д. 1180, л. 24-25.

3. ГАРФ, ф. 109, 3 эксп., 1874 г., д. 144, ч. 21, т. 3, л. 24.

4. ГАРФ, ф. 122, оп. 1, ч. 1, д. 61, л. 70.

5. ГАЗК, ф. 1 полит. отдел, оп. 1, д. 1180, лл. 56-57.

6. ГАЗК, 1 пол. отдел, оп. 1, д. 407, лл. 1-3.

7. ГАЗК, ф. 1 пол. отдел, оп. 2, д. 212, л. 3 об.

8. ГАРФ, ф. 122, оп. 1, ч. 1, д. 198, лл. 14–20.

9. ГАРФ, ф. 533, оп. 1, д. 732, л. 104.

10. РГИА, ф. 1152, оп. 8, 1874 г., д. 132, л. 4 об.

11. ГАРФ, ф. 109, 1979 г., 3 эксп., д. 198, ч. 1, л. 1.

12. ГАРФ, ф. 533, оп. 1, д. 732, лл. 71-73.

13. ГАРФ, ф. 102, 2 делопроизв., оп. 40, д. 436, л. 36 об.

14. ГАЗК, ф. 1 пол. отдел, оп. 1, д. 526, л. 6.

15. ГАРФ, ф. 29, оп. 1, д. 408, л. 8.

16. ГАРФ, ф. 29, оп. 1, д. 408, л. 8-10.

17. ГАРФ, ф. 29, оп. 1, д. 408, л. 3-5 об.

Опубликовано: Сибирская ссылка. Сборник научных статей. Иркутск: Оттиск. 2011. Выпуск 6 (18).