| Главная » Статьи » Дореволюционный период |
«Каторга и ссылка» М.К. Цебриковой
| 23.12.2010 Автор: Иванов Александр Александрович Изучение истории политической ссылки и каторги в Сибирь в императорской России являлось делом сугубо мужским. Трудно понять, почему. То ли тема такая «тяжелая» и безрадостная, или по другой причине, но исследователей-женщин у нее практически нет. Женщины-революционерки – Е.К. Брешко-Брешковская, В.Н. Фигнер, М.А. Спиридонова и некоторые другие – оставили нам лишь яркие воспоминания о том периоде движения, который у каждой, как правило, заканчивался схоже – пропагандистский кружок, арест, долгое следствие, суд, путешествие в Сибирь, Кара или Мальцевская тюрьма, поселение среди нечутких к революционному слову сибиряков. Однако в богатой мужскими именами историографии темы есть все-таки яркий женский образ – Мария Константиновна Цебрикова (1835–1917). Ее имя было хорошо знакомо читающей России. Мария Константиновна была известным в свое время общественным деятелем, борцом за равноправие российских женщин, талантливым литературным критиком и публицистом, активным сотрудником «Отечественных записок». Она была хорошо знакома с В.В. Берви-Флеровским, с членами кружка «чайковцев», которые в 1873 г. издали и в дальнейшем активно использовали в пропагандистских целях ее рассказ «Дедушка Егор». В 1889 г., испытывая сильнейшую внутреннюю потребность что-то поменять в стране, и будучи противницей заговоров и террора, «уносящего», как она считала, «лучшую молодежь», Цебрикова опубликовала свое знаменитое открытое письмо Александру III, за что, конечно же, была наказана административной ссылкой в Вологодскую губернию. К письму была подготовлена обширная статья под названием «Каторга и ссылка», изданная за границей при непосредственном участии автора. Остановимся на этом документе подробнее. Основой для написания статьи послужили две переплетенные тетради писем политических ссыльных, доставленные автору через «Красный Крест». Извлечения из писем, а также обширнейшие авторские комментарии, и составляют основное содержание брошюры, делая ее, помимо прочего, ценным источником по истории политической каторги и ссылки в Сибирь. (Далее анализируется по: Цебрикова М.К. Каторга и ссылка. – Спб.: Библиотека «Светоча». – 1907. – №27. – 48 с.). Все письма относятся к 1890-му году. По всей видимости, автор долгое время скрывала их, не теряя, однако, надежды когда-нибудь придать огласке. «Будущий историк, – пишет Цебрикова, – найдет в этих письмах картину нашего мрачного времени. В ней он отведет видное место каторге и ссылке, потому что в той и другой, как в наиболее остром и болезненном проявлении нашей общественной неурядицы, всего рельефнее и ярче проступают беззакония и произвол бюрократической анархии, слепота и отсутствие политического смысла наших государственных людей, подрывающих порядок, который они мнят охранять». (Указ. соч. С. 19) Итак, автор считает политическую ссылку «наиболее острым и болезненным проявлением нашей общественной неурядицы». Не только охранительной или карательной мерой, а прежде всего проявлением общественной неурядицы. Определяя таким образом политическую ссылку, она обвиняет в ее существовании не только государство, но и, на наш взгляд, часть общества, избравшую для борьбы с правительством крайние меры. Это позволяет сделать предположение о политическом credo автора – по всей видимости, она разделяет доктрину левой части партии конституционных демократов или народников «земского», либерального толка. Автор сразу же оговаривается: она не ставит в своей брошюре задачи рассмотреть «теоретические основы» политической каторги и ссылки. Для нее каторга и ссылка – прежде всего мера охранительная. Государство имеет право и должно защищаться. При этом «меньшинство, хотя бы во имя блага народа, не имеет права прибегать к насильственным и кровавым мерам с целью переворота, когда масса способна только сносить гнет с глухим недовольством». (Там же. С. 6) Как видим, автор хотела бы остаться где-то в центре между двух крайних направлений – жестокостей правительственной ссылки с одной стороны и экстремизмом «меньшинства», прибегнувшего в годы революции «к крайним мерам», с другой. Такая позиция не мешает, а скорее помогает автору сформулировать цель статьи – «держась твердо почвы фактов, доказать одно, что ссылка и каторга за политические преступления в сущности только месть русского правительства, месть жестокая и беспощадная, но вовсе не целесообразная мера оградить свою неприкосновенность и упрочить порядки самодержавия». (Там же. С. 6) Позицией автора определяется и еще одна особенность статьи. Ее работа распадается на две практически равные части – критику государственного курса применения политической каторги и ссылки, и здесь же попытку дать объективную оценку внутреннего состояния самой ссылки. Посмотрим, как автор решает обе задачи. Критика государственной политики начинается с призыва к читателю сделать анализ политической преступности. Только в России, говорит автор, такой высокий процент противников «образа правления и общественного строя». Тому есть, конечно же, объективные причины. В бόльшей мере – это прямой результат ненормальности всего государственного и социального строя. Но процент этот раздут привлечением к делу «по пустейшим поводам». (Там же. С. 9). Итак – «раздувание» политических дел как неумение и нежелание государства идти на компромисс с общественными силами. Автор пишет, что поводом к аресту и административной высылке мог быть простой листок, взятый из любопытства, «из похвальбы». Отсюда – массовые ссылки в Сибирь молодежи, «почти детей», так до конца и не уяснивших, в чем же заключается их вина. Жестокость правительства, по мысли Цебриковой, многократно усиливается в местах ссылки чиновниками политической полиции и тюремного управления. Их невежество и недобросовестность приводят к тому, что политические ссыльные в Сибири оказываются, по существу, совершенно незащищенными. Их права не соблюдаются, жалобы не попадают по месту назначения – кто же из начальства, – спрашивает автор, – даст ход жалобе на себя? Ее поражает возможность ссылки не только по «раздутым» делам, но и за пропаганду идей, ставших во всем мире давно достоянием не политики, а философии и истории. За чтение книг Лассаля фабричным рабочим, например, можно было получить 12 лет каторжных работ. И это в стране, позиционирующей себя просвещенной европейской державой! В таком же ключе автор подвергает критике и другие стороны ссылки. Например, поводом к административной ссылке может служить не нарушение закона, а простое бытовое предубеждение к преступнику или личная неприязнь какого-либо чиновника. При этом дальнейшая участь подследственного может зависеть от одного-двух сфабрикованных писем или же простого доноса. Но главный недостаток политики каторги и ссылки Цебрикова видит не в отдельных нарушениях закона или порядка применения охранительных мер. Основная ошибка правительства, по ее мнению, заключается в том, что, ссылая и назначая в каторжные работы, оно приумножает ряды своих противников. На смену одного приходят сотни, при этом, в обществе падает вера в правительство и, наоборот, популярность ссылки возрастает. Дальнейшее продолжение политики каторги, следовательно, не только губительно, но и преступно. Необходимо подчеркнуть, что Цебриковой небезразлична дальнейшая судьба Российского государства. Создается впечатление, что автора больше волнует престиж правительства, падение его популярности в зависимости от новых высылок «неблагонадежных». «Курс наш падает после каждой крупной политической облавы, – пишет автор. Правительства Запада считают, что такое огромное количество политических преступников – свидетельство того, что российское правительство падет не сегодня, так завтра». (Там же. С. 15). Местоимение «наш» является ключевым в цитате. Возникает закономерный вопрос, что дороже автору статьи: политические ссыльные, осужденные на каторгу в Сибирь «по пустякам», или же реноме правительства, пытающегося непопулярными мерами остановить в стране леворадикальную деятельность части общества? А может быть, статья не о политической ссылке, а о заслуживающем снисхождения правительстве, вся беда которого лишь в неумной и недальновидной охранительной политике? Пусть это правительство страдает «слепотой» и отсутствием здравого политического смысла, но его еще можно и нужно спасти. Может быть, своевременно изданной статьей о каторге и ссылке? Подводя итоги изъянам государственной политики каторги и ссылки, автор отмечает, что для правительства пропали даром уроки истории, «ведь чувство глубокой и жгучей жалости к ссыльным и каторжанам может вызвать у простого человека только одно – ненависть к самодержавию». Будущее мрачно, и само правительство, заключает автор, делает для приближения его более, чем революционеры. На стороне врагов правительства нравственная мощь, и государство усиливает ее каторгой и ссылкой. (Там же. С. 47). Надо констатировать, что поставленная задача – показать нецелесообразность каторжной политики – автором выполнена блестяще. Работа Марии Константиновны интересна и тем, что в ней дается собирательный портрет самой сибирской политической ссылки. Цитируя письма, автор подчеркивает материальные трудности ссыльных – отсутствие денежных средств, неустроенность этапов, произвол конвойных команд, холод и болезни. Хорошо заметно, что она сострадает несчастным, сочувствует их готовности к самопожертвованию. Но читаем дальше: «на место загнанных в тундры Сибири, – пишет Цебрикова, – являются новые враги, которых плодят фанатизм, озлобление, жажда подвигов». (Там же. С. 8). «Фанатизм, озлобление, жажда подвигов» – это уже контуры социального портрета политической каторги и ссылки. В отношении к ней у Цебриковой – никакого пафоса и восторга, присущего части либеральной литературы. Именно в фанатизме осужденных видит она и одну из причин популярности в обществе революционной молодежи, готовой пойти на каторгу: «Кара не устрашает. Если являются кающиеся, то это или сломленные, или предатели. Они примыкают к правительству, но ему это авторитета не прибавляет. А между тем, год от года все крепче и шире вырабатываются предания каторги и ссылки, растет культ ее. Из пятнадцатилетней государственной преступницы вышла Засулич – пример, какой пропагандой крови служит каторга и ссылка». (Там же. С. 8). Столь же «пагубно», по мысли автора, влияет политссылка и на жителей Сибири. Они видят этапы, общаются со ссыльными, замечают, что это не страшные преступники, их нет нужды бояться, при этом, постепенно проникаются сочувствием к ним. У крестьян, предостерегает автор, создается опасное для правительства убеждение, что эти люди «жалели народ» и только за это пострадали. Характеризуя облик политической ссылки, М.К. Цебрикова пишет не только о ее тяжелом материальной положении, но и подчеркивает отдельные факты морального разложения. При этом автор пишет о «разъедающей тоске, о накапливающемся озлоблении», о пьянстве. Спиваются, – констатирует она, – сотни и тысячи людей. Ссылка при этом из меры охранительно-исправительной превращается в меру развращающую. Единственным средством от всех социальных болезней ссылки Цебрикова считает труд. «Труд – есть здоровое отвлечение от разъедающей тоски, в которой копится озлобление». Надо давать полную свободу заработка, утверждает она. Помимо чисто прагматического значения, труд, по мысли автора, выполняет и «нравственную» функцию: «поднимает культуру пустынных углов». по «ложному доносу» или просто по «недоразумению» молодые люди. Есть среди них и фанатики, утверждает автор, но большинство ссыльных составляют вчерашние студенты или гимназисты, которые только в ссылке становятся врагами государства. Трудно не согласиться с автором. | |
| Просмотров: 857 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |