С середины 1920-х годов политико-воспитательная работа в местах заключения начинает приобретать ярко выраженный классовый характер. Ее главной целью становится формирование «культурных запросов и интересов» прежде всего осужденных из числа рабочих и крестьян. Выделяя конкретные формы этой деятельности – клубную, просветительскую и театральную – рекомендовалось осуществлять этот цикл прежде всего на основе самодеятельности заключенных.
В довоенное десятилетие на первое место в деле перевоспитания преступников был поставлен «высокопроизводительный общественно полезный труд». При этом органы ОГПУ (затем НКВД), в ведении которых находились исправительно-трудовые лагеря, наделялись особыми полномочиями, позволявшими им по своему усмотрению значительно ужесточать тюремные условия. Именно в этот период складывается режим содержания, предусматривавший деление заключенных на три категории: осужденных впервые на сроки не свыше пяти лет, осужденных на значительно бьльшие сроки. Нетрудовые элементы, а также отбывавшие наказание за контрреволюционную деятельность, составляли третью категорию.
В послевоенный период на смену лагерей пришли исправительно-трудовые колонии. В ИТК вводились четыре вида режима: общий, усиленный, строгий и особый. В 1963 году было принято решение об организации нового вида колоний – колоний-поселений. Они предназначались для заключенных, отбывших основную часть срока и зарекомендовавших себя с положительной стороны. При этом осужденный находился за пределами зоны, работал вместе с вольнонаемными специалистами, мог проживать вместе с семьей, имел право на приобретение собственного жилья.
Анализ развития пенитенциарной системы страны 1950–1970-х годов вполне позволяет нам провести четкую аналогию с опытом тюремной политики и практики российского государства досоветского периода. Устав о ссыльных, разработанный М.М. Сперанским еще в 1822 году, претерпев существенные изменения и дополнения, к концу ХIX – началу ХХ века также предусматривал, деление каторжных на разряды. Согласно уставу, все ссыльные по прибытии на каторгу, причислялись к отряду испытуемых. Закон четко регламентировал этот период: для осужденных первого разряда бессрочных он длился 8 лет, для срочных – 5. Каторжным второго разряда, имеющим от 12 до 15 лет – 2 года и т.д. Самый непродолжительный срок испытательного периода был у каторжных третьего разряда – от полутора до одного года.
Статья 96-я Устава определяла условия перевода каторжан в отряд исправляющихся. Во время периода испытания они должны были «подать надежду на исправление доказательствами покорности начальству, воздержанности, опрятности и трудолюбия». Через установленное время пребывания в отряде исправляющихся каторжане получали «дозволение» жить вне острога, им возвращались деньги и ценные вещи, они могли вступать в брак. При этом 10 месяцев для незамеченных ни в чем «порочном» каторжанам засчитывался за год действительных работ. С окончанием сроков каторжных работ осужденные переходили в разряд поселенцев (Устав о ссыльных (по изданию 1909 года) с разъяснениями Правительствующего Сената с алфавитным и предметным указателем и с приложением из правил о предоставлении льгот ссыльным.../ Сост. Л. И. Марколь. Изд-е 2-е, переработ. и исправ. Иркутск: Изд-е кн. Магазина П.И. Макушина и В.М. Посохина, 1911. – С. 36).
Как видим, отношение к каторжному в царской России было лишено излишней жестокости, направлялось на поощрение исправляющихся. Уголовно-исполнительная система советского периода широко использовала опыт отечественного тюрьмоведения. Вместе с тем режим содержания заключенных в 1930–1970-е годы был более жестким, а интенсивный производительный труд стал не только основным средством «перевоспитания», но и главным условием содержания уголовного преступника.
Вторая часть книги посвящена становлению и развитию уголовно-исполнительной системы Бурятии с 1923 по 1991 гг. Значительное место в своем исследовании авторский коллектив уделяет вопросам кадрового обеспечения зарождавшейся тюремной службы в регионе. Немногочисленные документальные источники 1920-х гг., сохранившиеся в фондах Национального архива РБ, а также в фондах ведомственных архивов и музеев, свидетельствуют о существенных организационных и материальных трудностях этого периода: мизерной и несвоевременной оплате труда сотрудников мест лишения свободы, отсутствии служебного жилья и государственного пайка, низкой квалификации и исполнительской дисциплины. Все это преодолевалось с большим трудом, требовало от организаторов значительного напряжения сил и самоотдачи.
На работе исполнительно-трудовых учреждений Бурятии 1930-х гг. негативно сказывалась и сложная социально-политическая обстановка в стране, хорошо организованные всесокрушающие поиски «врагов народа», «агентов и диверсантов». В этот период, как справедливо отмечено в монографии, «Бурят-Монгольский обком ВКП(б) был лишен права контроля за работой мест заключения.., прокурорский надзор осуществлялся неудовлетворительно, наблюдательные комиссии прекратили свою работу». Следствием этих процессов было падение у заключенных дисциплины, снижение показателей и результатов труда, ухудшение морального состояния.
В послевоенный период уголовно-исполнительная система республики, как и страны в целом, претерпела существенные позитивные изменения: восстанавливался общественный и прокурорский контроль, повсеместно вводилась оплата труда заключенных, возобновлялась политико-воспитательная работа. Масштабные сокращения численности осужденных 1954 и 1957 года привели к существенному улучшению условий их содержания, быта, медицинского и культурного обслуживания.
В 1960–1980-е годы ИТУ Бурятии продолжали наращивать производственно-техническую базу как основу наиболее эффективного использования трудового потенциала спецконтингента. На строительство и реконструкцию предприятий системы выделялись значительные средства, что позволило провести их укрупнение, превратив из мелких мастерских в специализированные заводы и фабрики. В эти годы продолжался и процесс гуманизации условий отбывания наказания.
1990-е годы стали временем, пожалуй, самых суровых испытаний системы ИТУ Республики Бурятия. Развал социальных, политических структур и связей, распад страны и утрата единого экономического пространства, поставили пенитенциарные учреждения региона под угрозу исчезновения как самостоятельных субъектов хозяйствования и организации производства. Сегодня этот период пройден, учреждения исполнения наказаний республики уверенно смотрят в будущее, продолжают выполнять свои непростые и нужные обществу функции.
Есть в новой книге и несколько дискуссионных положений. Так, например, инструкцию «Всем партийно-советским работникам и всем органам ОГПУ, суда и прокуратуры» от 8 мая 1933 г. за подписью И.В. Сталина и В.М. Молотова о необходимости отказаться от массовых репрессий «в результате наших успехов в деревне», авторы трактуют, как «попытку остановить тотальный террор» (Указ. соч. С. 41–42). Думается, что появление подобного инструктивного письма можно рассматривать лишь как стремление Сталина скрыть свои подлинные планы в борьбе за безраздельное господство в руководстве партией и страной.
Уверен, что настоящее исследование историков и практиков пенитенциарной системы Республики Бурятия вносит крупный вклад в разработку данной проблематики, будет отмечено специалистами, вызовет интерес у многих читателей.
А.А. Иванов