| Главная » Статьи » Дореволюционный период |
Взгляды центральных и местных властей на реорганизацию политической каторги в Забайкалье в 1880-х гг.
| 18.03.2009 Автор: Мясников Дмитрий Александрович Во второй половине XIX века главным местом содержания осужденных государственных преступников в Российской империи была Карийская политическая тюрьма Нерчинской каторги. Положение, в котором находились заключенные этой тюрьмы, было довольно неопределенным. Рядом правительственных указов политические преступники были выведены из-под действия общих законов о каторге. Режим содержания для них определялся специальными инструкциями и приказами местных и центральных властей. Эти документы издавались в разное время, по разным поводам и зачастую противоречили друг другу, внося сумятицу и неразбериху в управление Карийской тюрьмой и ее заключенными. Ситуацию усугубляло то, что сама тюрьма и ее администрация находились в ведении Главного тюремного управления, а контингент заключенных и надзиратели подчинялись Департаменту полиции. Особое правовое положение и двойное подчинение накладывались на ряд дополнительных факторов – довольно низкие профессиональные качества местных чиновников, удаленность региона, сплоченность и высокая активность политических заключенных, отношение к ним как к представителям высших слоев общества. Все это привело к тому, что режим Карийской политической тюрьмы был очень либеральным. Внутри стен тюрьмы заключенные пользовались почти полной свободой, имели возможность читать и писать, жить коммуной и т.д. Внешние признаки режима, например, ношение кандалов, соблюдались лишь при проверках. Государственные преступники ощущали себя очень важными персонами, которым правительство уделяло максимум внимания. В 1888 г. министерство внутренних дел взялось за разработку проекта реорганизации политической каторги. Главной целью данного мероприятия было изменение ненормальной, по мнению правительства, ситуации, сложившейся в Карийской политической тюрьме. В ходе обсуждения вопроса выявились разные подходы к реорганизации у центральных и местных властей. Приамурский генерал-губернатор барон А.Н. Корф имел свою точку зрения на проблему, которая во многом не совпадала с точкой зрения министерства внутренних дел. Их переписка по данной проблеме представляет значительный исторический интерес, так как показывает взгляды высших государственных администраторов на государственных преступников и режим их содержания. В первую очередь были разработаны общие положения, на основе которых производилась реорганизация. Правительство пересматривало свою политику в отношении осужденных государственных преступников и считало целесообразным смешать их с уголовными преступниками. С этой целью учреждалась новая тюрьма – Акатуйская, в которой политические и уголовные заключенные размещались совместно и подчинялись общему законодательству о каторге и ссылке. Это должно было нивелировать различия между данными категориями заключенных. Важнейшим моментом была организация принудительных работ, для чего восстанавливался серебросвинцовый рудник. Исходя из этих общих положений 7 марта 1889 г. региональным властям были даны указания относительно новых принципов организации политической каторги в Забайкалье[i]: 1) начальник Акатуйской тюрьмы подчинялся местному руководству на общих основаниях и не имел права обращаться напрямую в МВД, за исключением доставки срочных донесений и статистических сведений; 2) во избежание скопления в тюрьме значительных денежных сумм, поступающих на имя государственных преступников, необходимо было деньги помещать на их именные депозиты, открытые при Забайкальском областном правлении; расходовать эти средства разрешалось только на обустройство вышедших на поселение государственных преступников в местах приписки, без использования их на улучшение тюремного быта заключенных; в порядке исключения разрешено было использовать эти деньги на улучшение довольствия для всех заключенных Акатуйской тюрьмы, например, покупку чая, сахара, выписку книг и журналов, покупку инструментов, обустройство церкви и др.; 3) государственным преступникам позволялось вести переписку с ближайшими родственниками, но не чаще одного раза в месяц, причем вся корреспонденция должна была подвергаться тщательному осмотру начальника тюрьмы; все письма, содержавшие запрещенные сведения, написанные неясно или шрифтом, со скрытым текстом немедленно должны были передаваться через ГТУ в Департамент полиции; 4) свидания допускались только с членами семей, добровольно последовавшими в ссылку, с разрешения властей; 5) Приамурскому генерал-губернатору предоставлялось право в целях сохранения тюремного порядка и разобщения государственных преступников переводить некоторых из них в другие тюрьмы Нерчинской каторги, имеющие надлежащий надзор; 6) ему же предоставлялось право распределения государственных преступников на поселение после окончания срока каторжных работ; при этом генерал-губернатор руководствовался поведением ссыльных и степенью их раскаяния, наиболее опасные и упорствующие направлялись в Якутскую область, «наименее же строптивые» могли быть распределены в Приамурском и Иркутском краях; в отдельных случаях разрешалось направлять ссыльнокаторжных государственных преступников на о. Сахалин; 7) в целях предотвращения возможных осложнений при переводе государственных преступников из Карийской тюрьмы в Акатуйскую необходимо было изолировать арестантов, больше всех протестующих против введения строгого режима; с этой же целью необходимо временно оставить в Каре «вольную команду» и 11 ссыльнокаторжных женщин; Через год, 16 января 1890 г. Приамурский генерал-губернатор барон А.Н. Корф направил министру внутренних дел И.Н. Дурново письмо, в котором изложил свою точку зрения на перевод государственных преступников в Акатуй. Он предложил не смешивать государственных преступников с уголовными, а делать это только в случае неповиновения и нарушения режима. Свою мысль Приамурский генерал-губернатор подкреплял целым рядом доводов. По его мнению, государственные преступники за долгие годы привыкли к своему привилегированному положению. К тому же, многие из них, нервные и впечатлительные от природы, в результате длительного тюремного заключения либо находились на грани сумасшествия, либо стали душевнобольными. По мнению Приамурского генерал-губернатора, лишение таких арестантов усиленного питания и собственной одежды, перевод на общее довольствие, смешение с уголовной средой было бы равносильно «медленному смертному приговору» для многих из них. А.Н. Корф опасался, что помещение их в уголовную среду вызовет отчаяние и толкнет некоторых политических заключенных на уголовные преступления, следствием чего станут смертные казни[ii]. Исходя из этих соображений, барон А.Н. Корф предлагал компромиссный вариант – государственных преступников в Акатуе поместить вместе с уголовниками, но в отдельных камерах и переводить их на общий режим только в порядке наказания за проступки. Перспектива ухудшения положения сдерживала бы многих государственных преступников от необдуманных действий. Условия использования личных средств, правила переписки и свидания, а также принцип распределения государственных преступников на поселение Приамурский генерал-губернатор соглашался утвердить в соответствии с письмом министра внутренних дел от 7 марта 1889 г.[iii] Кроме того, барон А.Н. Корф предлагал, чтобы вольная команда находилась не в Акатуе, а в какой-нибудь отдаленной от него тюрьме. Он высказался за уменьшение вольной команды, мотивируя это трудностью надзора за внетюремным разрядом и тем, что вольнокомандцы являлись связующим звеном между тюрьмой и внешним миром. А.Н. Корф предлагал отправлять оканчивающих срок заключения к местам поселения с таким расчетом, чтобы они прибывали туда как раз к тому времени, когда заканчивался срок. То есть, он предложил, чтобы освобождающиеся государственные преступники вместо содержания в вольной команде проводили это время в пути к месту причисления. Фактически речь шла об устранении вольной команды для государственных преступников[iv]. Одновременно с этим письмом барон А.Н. Корф направил министру еще одно послание, в котором высказал свое личное мнение относительно реорганизации политической каторги в регионе[v]. В первую очередь, Приамурский генерал-губернатор заметил, что многих проблем в этой сфере удалось бы избежать, если бы управление государственными преступниками и раньше находилось в его компетенции. При существовавшей же системе, когда преступники данной категории подчинялись напрямую министру внутренних дел, через заведующего государственными преступниками в Карийской тюрьме, генерал-губернатор был отстранен от принятия решений по их содержанию. Если генерал-губернатору в экстренных случаях приходилось вмешиваться в дела политической каторги, то этим он, в некоторой степени, превышал свою власть. Также барон А.Н. Корф посетовал на то, что проект реорганизации политической каторги и перевода государственных преступников в Акатуй был полностью разработан в столице, без какого-либо участия с его стороны. Не без сожаления генерал-губернатор пишет, что его «нашли нужным лишь спросить, нет ли препятствий к переводу государственных преступников в Акатуй»[vi]. Но, так как реализовывать проект на практике придется именно ему, то он все-таки нашел нужным высказать свое мнение о проекте, которое и изложил в первом письме. Генерал-губернатор объяснял, что предложенный им более мягкий вариант реорганизации обусловлен опасениями решительных действий со стороны государственных преступников. Причину своего более мягкого подхода барон выразил фразой: «нельзя бесконечно натягивать тетиву лука – может лопнуть»[vii]. То есть, чрезмерно резкое ужесточение режима, по его мнению, могло привести к непредсказуемым последствиям. При этом из контекста послания видно, что решительные действия ссыльнокаторжных государственных преступников были налицо - они угрожали администрации актами террора со стороны своих свободных товарищей. В этой связи барону А.Н. Корфу даже пришлось заявить арестантам, что все изменения в их положении инициированы лично им, чтобы не спровоцировать политических преступлений в столице. «Мстительность и злоба, - продолжает А.Н. Корф свое письмо, - равно, как и сентиментальность не должны руководить правительством при наказании государственных преступников»[viii]. Если правительство оставило им жизнь, то ему не следует обрекать их на медленную смерть, которой будет, по мнению автора, Акатуйская тюрьма, при реализации положений министерства. «Какая причина «вдруг» теперь обрекать государственных преступников на гораздо более строгое содержание, чем то, которое к ним применялось до сих пор?», - недоумевал Приамурский генерал-губернатор[ix]. По его словам, вопрос о переводе государственных преступников в Акатуй возник еще в начале 1880-х гг., когда взгляд на них изменился с «сантиментального на правильный». Хотя преступники и вели себя крайне вызывающе, в течение последующих лет эта проблема практически не решалась. Причиной этому, по словам А.Н. Корфа, была длительная переписка, пререкания различных ведомств, недостроенность Акатуйской тюрьмы и др. За время 5-летнего управления края бароном А.Н. Корфом, по его словам, преступники вели себя хорошо, несмотря на «слабость и трусость» коменданта Карийской тюрьмы полковника Масюкова. Поэтому Приамурский генерал-губернатор не видел необходимости на тот момент в столь значительной степени ухудшать положение государственных преступников и тем самым толкать «этих отпетых людей» на выступления против администрации. Это мнение разделял не только генерал-губернатор Приамурского края, но и Военный губернатор Забайкальской области, областной прокурор и многие другие чиновники, связанные с тюремным ведомством. По их мнению, даже если бы и удалось предотвратить крупные беспорядки и акции неповиновения, то самоубийства заключенных предотвратить было невозможно. «Доведение же преступников до самоубийства не может быть целью правительства»[x]. Барон А.Н. Корф выразил мнение о необходимости держать государственных преступников в повиновении и направлять их на принудительные работы, несмотря на их самоубийства. Но ему казалось необоснованным переводить их на общий режим после долгого содержания на особом положении и без повода с их стороны[xi]. Исходя из этих соображений барон и предложил несколько более мягкий режим для государственных преступников в Акатуе. Он утверждал, что такая мера также ухудшит их положение, «но в мере действительной необходимости», а не настолько, насколько это было необходимо в начале 1880-х гг.[xii] В заключение Приамурский генерал-губернатор заявил, что, излагая министру все вышеперечисленные соображения, он снимает с себя все возможные негативные последствия перевода государственных преступников на общий режим. По-видимому, в этом и заключался смысл всего послания. Не приходится сомневаться, что это заявление было сделано под влиянием Карийской трагедии[xiii], произошедшей за два месяца до написания письма. Местной администрации было наглядно продемонстрировано, как далеко готовы зайти некоторые государственные преступники в своей конфронтации с ней. Барону А.Н. Корфу не хотелось лишний раз провоцировать этот специфичный контингент заключенных на повторение подобных событий. Отсюда и стремление несколько смягчить жесткие, как ему казалось, планы правительства. 24 марта 1890 г. министр внутренних дел И.Н. Дурново направил А.Н. Корфу ответное послание, в котором изложил взгляд министерства на порядок перевода и содержания государственных преступников в Акатуйской тюрьме. Министр сообщил, что общие принципы реорганизации политической каторги в Сибири и перевода государственных преступников в Акатуй были утверждены до получения письма А.Н. Корфа от 16 января 1890 г. Однако после изложения бароном своего мнения по данному вопросу министерство не могло его проигнорировать. Ввиду того, что именно на Приамурском генерал-губернаторе лежала непосредственная ответственность за содержание государственных преступников в Акатуе, министр посчитал необходимым согласиться с предложением раздельного покамерного размещения преступников в Акатуе. Но никаких различий в довольствии между заключенными одной тюрьмы не должно было быть, чтобы не спровоцировать недовольство уголовных[xiv]. И.Н. Дурново разделял опасения А.Н. Корфа о том, что резкая смена режима может вызвать массовые беспорядки со стороны государственных преступников. В этой связи министр указывал, что счел необходимым предусмотреть целый ряд льгот во внутреннем распорядке Акатуйской тюрьмы. Более того, министр внутренних дел считал, что многие льготы (добавочное продовольствие, личная одежда, постельные принадлежности, выписка научных книг) могли бы применяться ко всем заключенным Акатуя, в том числе, и к уголовным. «В этом случае льготными условиями содержания воспользовалась не одна только группа арестантов, еще не заслужившая покорностью и трудом смягчения своей участи, - писал И.Н. Дурново, - а весь контингент населения тюрьмы, внушающий правительственной власти мысль о некотором отступлении от строгого применения закона и об установлении менее тяжелых тюремных порядков, во внимание к болезненному состоянию отбывающих наказание и их ненормальному психическому положению»[xv]. И.Н. Дурново даже предложил собрать в Акатуе всех уголовных преступников Забайкальской области – выходцев из привилегированных сословий, для которых такой более мягкий режим содержания также был бы желательным. Такая мера, по его мнению, позволила бы в некоторой степени смягчить реакцию государственных преступников на новый режим, так как в Акатуе они были бы среди людей, занимавших до осуждения высокое положение в обществе. В случае такого решения вопрос о размещении государственных преступников в Акатуе – покамерно или среди уголовных, можно будет предоставить на усмотрение генерал-губернатора. В заключение своего письма министр коснулся вопроса о вольной команде. Он выразил мнение, что правильная организация вольной команды для государственных преступников является частью правильной организации их содержания в целом. К тому же государственные преступники внетюремного разряда, получившие эту льготу в награду за примерное поведение и работающие на одном руднике с преступниками тюремного разряда будут своим примером влиять на последних. По мнению правительства, преступники внетюремного разряда должны были быть наглядным примером того, что «прилежанием к труду и покорностью своей участи» можно добиться такого существенного облегчения режима. Еще одно принципиальное суждение И.Н. Дурново было связано с тем, что совместное нахождение в одной тюрьме уголовных и государственных преступников могло бы повлиять на взгляды и мировоззрение последних. Он считал возможным, что смена круга общения могла заставить некоторых из них по-другому взглянуть на общественное устройство и изменить свое отношение к государству. Такое совместное проживание могло подвигнуть кого-либо из государственных преступников к трудовой жизни. Из переписки видно, что правительство не стремилось физически уничтожить политических заключенных, как считали последние. Наоборот, власти стремились насколько возможно сгладить последствия реорганизации, так как понимали, что подобные изменения будут восприняты болезненно. Весьма любопытными представляются рассуждения И.Н. Дурново о воспитательном эффекте подобного мероприятия. Он считал, что государственные преступники, оказавшись среди уголовников - выходцев из простого народа, поменяют свои взгляды. Практика показала, что все происходило наоборот – политические каторжане активно влияли на массу уголовных заключенных. Таким образом, МВД соглашалось на реорганизацию политической каторги по плану А.Н. Корфа. Однако дальнейшие события показали, что Приамурский генерал-губернатор отказался от своего мнения, изложенного в письме от 16 января 1890 г., и осуществлял перевод государственных преступников в Акатуй в соответствии с ранее прозвучавшими положениями МВД. Возможно, причиной этого было то, что А.Н. Корф не хотел затягивать процесс и пересматривать уже утвержденные планы. В сентябре 1890 г. 13 государственных преступников тюремного разряда были переведены из Карийской политической тюрьмы в Акатуйскую каторжную тюрьму на общий режим. Примечания: [i] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.89-91 [ii] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.125об.-126об. [iii] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.127-128 [iv] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.128-128об. [v] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.130-132об. [vi] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.130об. [vii] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.131 [viii] Там же. [ix] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.131об. [x] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.132 [xi] Там же. [xii] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.132об. [xiii] Карийская трагедия – самоубийство нескольких политических заключенных Карийской тюрьмы в знак протеста против жестокого, по их мнению, режима. [xiv] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.164-165 [xv] ГАИО, ф.29, оп.1, д.44 (IV д/п), л.166 Опубликовано: Мясников Д.А. Взгляды центральных и местных властей Российской империи на реорганизацию политической каторги в Забайкалье в 1880-х гг. / Д.А. Мясников // Сибирская ссылка: Сб. научных статей. – Иркутск: Оттиск, 2007. – Вып.4 (16). – С.222-230; | |
| Просмотров: 593 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |