15.03.2012
Автор: Кузнецов Сергей Ильич

УДК 341.34(47)(=956)(091)
Как известно, одним из результатов советско-японской войны 1945 г., было пленение большей части Квантунской армии и интернирование в Советский Союз, по разным оценкам, от 540 до 610 тыс. бывших военнослужащих японской армии. Основная их масса содержалась в лагерях военнопленных на территории Сибири и Дальнего Востока, хотя отдельные лагеря размещались и в европейской части СССР, а также в некоторых республиках – Узбекистане, Грузии, Казахстане. Период интернирования в СССР в основном продолжался с 1945 по 1949 гг., когда большая часть японцев была репатриирована, а до 60 тыс. чел. умерли вследствие различных болезней и тяжелых условий лагерной жизни и были похоронены на территории СССР. При этом некоторая часть военнопленных оставалась в СССР вплоть до 1956 г. Плен фактически превратился в продолжение войны. Отправка военнопленных в СССР противоречила Потсдамской декларации, к которой СССР присоединился 8 августа 1945 г.: «Японским вооруженным силам после того, как они будут разоружены, будет разрешено вернуться к своим очагам с возможностью вести мирную трудовую жизнь»1. Условно, в политике советского (российского) государства по отношению к военнопленным японцам можно выделить несколько этапов. 1945–1953 гг. – когда вся внутренняя и внешняя политика СССР была полностью подчинена воле одного человека – председателя СНК (Совета Министров) СССР – И. Сталина. Приняты его единоличные решения относительно японских военнопленных, а позже власти отрицали высокий процент смертности в лагерях, игнорировали мировое общественное мнение. На основе имеющихся фактов инициатором разного рода акций, предопределявших направление политического курса, может быть назван прежде всего Сталин. По его предложениям (в большинстве случаев, можно сказать, приказам) проводились как государственно-террористические акции, так и «реформы». Пока не известно ни одного принципиального решения, принятого в 40-е годы помимо Сталина, а тем более против его воли. 1953–1956 гг. Пришел к власти Первый секретарь ЦК КПСС и председатель Совета министров Н.С. Хрущев, с ним была связана некоторая «оттепель» во внутри- и внешнеполитической жизни и курс на критику культа личности И. Сталина. В этот период советские власти демонстрировали «добрую волю» по проблеме военнопленных на советско-японских переговорах в Лондоне. В знак этого были освобождены последние из японских военнопленных, все еще находящиеся в заключении в СССР и осужденные за различные преступления (в основном за антисоветскую деятельность по 58-й статье) уже во время нахождения в лагере. 1956–1985 гг. Период правления Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова и К.У. Черненко характерен курсом на замалчивание проблемы военнопленных в советско-японских отношениях и закрытость всей информации о них. 1985–1991 гг. В СССР провозглашена политика перестройки и гласности новым генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым. Рассекречиваются многие документы и открывается доступ к архивным фондам по военнопленным, Японии летом 1991 г. во время визита М.С. Горбачева передается список до 40 тыс. умерших в СССР военнопленных с указанием места их захоронения. Список немедленно публикуется в японском журнале «Асахи гурафу», это событие становится центральным в японской жизни, оживленно обсуждается во всех средствах массовой информации, способствует стремительному росту авторитета и популярности М.С. Горбачева в Японии, заметно улучшает имидж СССР в глазах японцев. С 1991 г., после распада СССР, Российская Федерация принимает его обязательства и ответственность во внешней политике. В 1993 г. во время визита в Японию Президент РФ Б.Н. Ельцин приносит извинения за несправедливость в отношении японских военнопленных, проявленную в советское время. Однако это событие прошло почти незаметно и уже мало что могло изменить, тем более, что после распада СССР Япония существенно ужесточила свою позицию по территориальной проблеме. В памяти современных японцев сохраняется М. Горбачев и факт передачи им списков и почти забыт Б. Ельцин с его извинениями. Неуклюжим с дипломатической точки зрения выглядит и награждение, откровенно позиционирующего свою деятельность, как антиправительственную, президента Всеяпонской ассоциации бывших военнопленных Сайто Рокуро орденом Дружбы Народов (20 февраля 1993 г.). Откровенной насмешкой над бывшими военнопленными стало их награждение знаком «За труд в районах Сибири и Дальнего Востока», выдаваемым почему-то Росархивом (!). Каждый из названных этапов возможно разделить на периоды, что позволяет более детально проследить те изменения, которые происходили в политике по отношению к военнопленным вследствие различных внутренних и внешних факторов. К основным направлениям или аспектам политики СССР в отношении военнопленных можно отнести следующие: Во внешнеполитическом плане:

 Принятие решений высшими органами власти Советского Союза, относительно судьбы военнопленных после окончания боевых действий в советско-японской войне 1945 г. К сожалению, отсутствие или недоступность документальных материалов, могущих пролить свет на эту проблему, позволяет судить о ней лишь по ее результатам и делать в большей или меньшей степени достоверные выводы, исходя лишь из имеющихся прецедентов и аналогий. Очевидно, что все сколько-нибудь серьезные внешнеполитические решения этого времени не могли быть приняты без ведома или без прямого указания И. Сталина. Поэтому Постановление Государственного комитета обороны (ГКО) № 9898 сс «О приеме, размещении и трудовом использовании военнопленных японской армии» от 23 августа 1945 г., подписанное И. Сталиным вытекает и является продолжением Заявления Советского правительства о войне с Японией, обнародованное им же. Из него следовало, что побудительной причиной интернирования военнопленных в СССР являлось «наказание» Японии за агрессивную политику в прошлом. Можно сказать и о том, что эта месть Сталина прикрывалась риторикой «недопущения возможной агрессии со стороны Японии в будущем». Приведем цитату из обращения И. Сталина к народу 2 сентября 1945 г.: «…У нас есть особый счет к Японии. Свою агрессию против нашей страны Япония начала еще в 1904 году… В 1918 году Япония … вновь напала на нашу страну, оккупировала Дальний Восток и четыре года терзала наш народ… В 1938 году Япония вновь напала на нашу страну в районе озера Хасан, около Владивостока, а в следующем году повторила свое нападение уже в другом месте, в районе Монгольской Народной Республики, около Халхин-Гола… Поражение русских войск в 1904 году в период русско-японской войны оставило в сознании народа тяжелые воспоминания. Оно легло на нашу страну черным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старого поколения, этого дня. И вот этот день наступил»2. Существует версия, что приказ 23 августа был ответом Сталина на отказ США от участия советских войск в оккупации Японии3. При этом, например, российский исследователь Е.Л. Катасонова ссылается на приказ Л.П. Берия, Н.А. Булганина и А.И. Антонова в адрес маршала А.М. Василевского от 16 августа об устройстве лагерей военнопленных в Маньчжурии. В нем интернирование японцев в СССР не предусматривалось. Нам неизвестны факты, подтверждающие связь приказа от 23 августа и позиции США по вопросу оккупации Японии (та же Е.Л. Катасонова свои предположения ничем документальным не подтверждает). Существует и другая гипотеза, согласно которой лагеря военнопленных предполагалось разместить на оккупированной СССР части острова Хоккайдо. Она так же не бесспорна, поскольку польза для СССР от использования труда военнопленных в лагерях на территории Японии, по меньшей степени, сомнительна. В то же время известно, что крайний дефицит рабочей силы в Сибири и на Дальнем Востоке СССР после 1945 г. подталкивал его к максимальному использованию подневольного труда (как заключенных лагерей системы ГУЛАГа, так и военнопленных). Известны слова министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова: «Нам предстоит бороться за выполнение 4-й сталинской пятилетки. Имеющаяся у нас армия военнопленных, работающая в ведущих отраслях хозяйства, должна быть использована по-настоящему, и наше государство должно получить большую экономическую выгоду»4.
Дальневосточная кампания советских войск готовилась заблаговременно и очень тщательно. В ходе подготовки, конечно же предусматривалось и возможное большое количество пленных, необходимость их размещения, фильтрации и т. д. Что касается разночтения в приказах, то, считаем, что приказ (точнее – телеграмма-директива Берии, Булганина, и Антонова № 72929 Василевскому от 16 августа5) был военным (не зря же его подписал начальник Генерального штаба А.И. Антонов), а от 23 августа – окончательным и политическим решением. О чем сам Сталин на заседании ГКО 23 августа и сказал: «Да, этот вопрос решен, они (японцы – С.К.) достаточно похозяйничали на советском Дальнем Востоке в годы Гражданской войны. Теперь их милитаристским устремлениям положен конец. Пора отдавать долги. Вот они их и отдадут»6. Советский Союз имел прецеденты создания системы лагерей военнопленных (после польской кампании 1939 г.) и в ходе Второй мировой войны в Наркомате внутренних дел был создан и функционировал специальный департамент – Главное управление по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ), а в советском плену оказалось более 4 млн солдат и офицеров армий противника. Политика в отношение японских военнопленных строилась с учетом предыдущего опыта и прецедентов. Другим образцом, который направлял советскую политику в отношении Японии и японских военнопленных было, послевоенное устройство Германии, ее деление на зоны и советизация восточной зоны. В связи с этим в советском руководстве всерьез обсуждались планы оккупации северной части острова Хоккайдо.

 Проблема японских военнопленных, в частности, вопрос об их репатриации был предметом советско-американских переговоров и противоречий в Союзном Совете для Японии, а позже в специальной комиссии по военнопленным в ООН.  Реакция на мировое общественное мнение советских правящих кругов претерпела следующую эволюцию: от полного замалчивания любой информации к оправданиям и даже контрдоводам, (например, ответом на специальный доклад американских представителей в Союзном Совете о тяжелом положении японских военнопленных в СССР стала контрпропагандистская акция МВД СССР (выпуск специальных фотоальбомов7, показывающих безмятежное или благополучное существование в лагере, допуск иностранных представителей в специально устроенные благополучные лагеря и др.), а позже – к признанию недопустимых условий лагерей и обнародованию полного списка погибших и перечня мест захоронения.  К внешнеполитической сфере может быть отнесена и идеологическая обработка японских военнопленных, поскольку она направлялась на подготовку кадров будущей пятой колонны в самой Японии и других странах Дальнего Востока. «Окончательная цель идеологической работы политорганов состояла в преобразовании индивидуума с «феодальным» или «капиталистическим» складом мышления в «правильно мыслящего» члена нового общественного устройства»8. Решением ЦК ВКП(б) от 26 июня и приказом МВД СССР № 00933 «О создании политического отдела при Главном управлении МВД СССР по делам о военнопленных и интернированных и политотделов лагерей для военнопленных» от 19 октября 1946 г. под грифом «совершенно секретно» при ГУПВИ был организован политический отдел со штатом 18 человек (начальник – генерал-майор Е.И. Борисоглебский). Руководство всей политической работой среди военнопленных в лагерях МВД, а также учебно-воспитательной работой в антифашистских школах и на курсах взяли на себя политотделы ГУПВИ МВД СССР. Для выполнения поставленных задач при политотделе был создан отдел по антифашистской работе среди военнопленных (55 человек). В структуру отдела входило пять отделений: по руководству антифашистскими школами, по руководству политической работой среди военнопленных в лагерях, издательское, по учету антифашистов и военных коммунистов, снабжения культпросветимуществом и учебными пособиями. Кроме того, в структуру ГУПВИ входили редакции газет9. Идеологическая обработка выполняла и внутренние задачи: с ее помощью политорганы стремились установить полный контроль над жизнью лагеря, ведь иностранные военнопленные представляли сложность для тотального управления поведением заключенных в лагерях. Созданы были юридические гарантии для политорганов, обеспечивающие проведение в жизнь идеологического воздействия на военнопленных. Они представляли собой совокупность постановлений советского правительства, указов, приказов ГУПВИ, инструкций лагерей и т. д. Справедливости ради, следует подчеркнуть, что идеологическая кампания, проводимая политорганами МВД, активно воспринималась и поддерживалась некоторой частью японских военнопленных

 Проблема военнопленных использовалась, правда, не особенно успешно, как позитивный внешнеполитический аргумент в советско- и российско-японских переговорах (Хрущев, Горбачев, Ельцин). При этом они демонстрировали добрую волю и стремление в ближайшее время и окончательно решить все проблемы, связанные с бывшими военнопленными. Во внутриполитическом плане:

 Трудовое использование военнопленных считалось важным фактором восстановления послевоенной экономики и развития отсталых и отделенных районов Сибири и Дальнего Востока. Очевидно, что корни советской системы принудительного труда следует искать в совокупности разнообразных факторов: в мировой практике, порожденной Первой мировой войной, с массами военнопленных и перемещенных лиц и организацией массового труда в колониях; в практике советского коммунистического хозяйства, начиная с эпохи «военного коммунизма»; в утопии «трудового перевоспитания»; в теории практического коммунизма, начиная с труда Н.И. Бухарина «Экономические проблемы переходного периода» (1920) и идей Л.Д. Троцкого о «милитаризации труда». Размещение лагерей военнопленных – в основном Сибирь и Дальний Восток.  Сокрытие правды и любой информации о военнопленных (с этой целью размещение военнопленных в малонаселенных и труднодоступных районах СССР, отсутствие упоминаний о военнопленных в СМИ, недопущение контактов военнопленных и местного населения, использование в качестве надзирающего и контролирующего аппарата лагеря бывших репрессированных лиц, пленных, оказавшихся под оккупацией, и прочих «неблагонадежных»). Советский Союз не давал никакой информации о судьбе военнопленных, долгое время ограничивал переписку, что вызывало большое беспокойство их родных и близких и безуспешные попытки через международную организацию Красного Креста получить такие сведения. Как известно, японцы работали во многих сферах советской экономики. Однако и здесь царил режим секретности и закрытости – в архивных документах предприятий японцы не упоминаются вообще, либо, в лучшем случае называются «спецконтингентом». Таким образом, выявить реальный вклад, реальные трудовые затраты японцев в СССР, не всегда представляется возможным. После окончания репатриации СССР в течение нескольких десятилетий (фактически до второй половины 80-х годов) не раскрывал сведения о судьбе, обстоятельствах смерти и местах захоронения почти 60 тыс. японцев.  Отношение властей к военнопленным в лагере (равнодушие и расхождение между директивными указаниями и реальной жизнью: питание, жилищные и бытовые условия и др.) – обычная практика советских властей и советского менталитета. Официальные документы не дают основания для какой-либо идеализации положения военнопленных в СССР и отчетливо показывают, каким власти это положение хотели бы видеть и каким оно было на самом деле. Например, в директиве НКВД СССР № 196 о создании лагерей НКВД для военнопленных японцев говорится: «Прибывшим военнопленным японцам должны быть созданы в лагерях надлежащие условия быта, питания, медицинского обслуживания и правильного трудоиспользования. Быстрое и качественное оборудование жилого фонда лагерей приобретает особое значение в связи с наступлением зимнего периода. В общежитиях должно быть чисто, уютно, тепло»10. Обратим внимание на то, что бараки и даже палатки сибирских лагерей зимы 1945 г., когда температура, например, в Иркутской области доходила до -50, совсем не соответствовали этим указаниям! Например, в лагере № 7 Иркутской области (Тайшетлаг) к январю 1946 г. 15 тыс. чел. были размещены в палатках11.  Отсутствие условий и материальных возможностей в условиях послевоенного СССР для создания нормальных условий жизни и работы интернированных. Условия жизни в послевоенном СССР трудно назвать даже удовлетворительными. Страна была истощена войной, до декабря 1947 г. существовала карточная система распределения продуктов питания и товаров потребления, значительная часть населения жила впроголодь. В свободной продаже отсутствовали даже элементарные предметы потребления. В таких условиях принять многотысячную армию военнопленных означало заведомо обречь их на существование в тяжелейших условиях. Никто не ждал японцев в Сибири или на Дальнем Востоке, а та подготовка к их приему, которая началась после 23 августа, велась второпях, при отсутствии необходимых материальных средств. В достатке, видимо, была лишь колючая проволока, которой Сталин приказал заготовить для японцев 800 тонн12. В Иркутскую область к декабрю 1945 г. было доставлено 68 088 японцев. При этом в докладе Иркутского управления МВД признавалось, что на месте будущих лагерей «совершенно не имелось помещений для размещения военнопленных, поэтому мы вынуждены были разгружать и размещать японцев в неподготовленных помещениях и силами прибывших готовить нормальные жилищные условия»13. По сообщению заместителя начальника лагеря № 1 (Северный Сучан, Приморский край) капитана Горшкова, в лагере 13, 14 и 15 декабря (1945 г. – С.К.) «не было совершенно хлеба, а 1, 2, 3 и до полдня 4 января с/г. почти не кормили японцев, т. к. не было в лагере продуктов питания, кроме муки для подболтки и свеклы»14. Следует обратить внимание еще на одно обстоятельство, являющееся типичным как для советской экономики, так и для советского образа жизни в целом. Указания, директивы, спускаемые центральными органами власти местным структурам, чаще всего никак не соотносились с жизненной действительностью, а потому не могли быть выполнены и не выполнялись. Например, Управлением вещевого снабжения НКВД была принята норма суточного довольствия военнопленных японской армии, согласно которой на человека полагалось 300 грамм риса, 50 грамм мяса, 600 грамм овощей и даже 30 грамм мисо15. О таком рационе в сибирских лагерях можно было только мечтать. Риса здесь не было, мясо чаще всего заменялось яичным порошком, а о мисо16 в Сибири вообще понятия никто не имел. Тем не менее, отчеты с мест (и это тоже признак советской системы) выглядели вполне благополучно.  Изменение отношения властей к положению военнопленных произошло лишь по результатам высокой смертности зимы 1945-1946 гг., руководящие органы НКВД опасались и реакции извне. Многие бывшие военнопленные признавали, что 1945-1946 гг. были самым трудным и тяжелым периодом их жизни в СССР. На это время приходится наибольшее количество смертных случаев, сохраняется жесткий режим содержания пленных, бывали постоянные перебои в снабжении продуктами питания и т. д. Опасаясь, что количество умерших японцев может значительно возрасти, Совет Министров СССР 13 апреля 1946 года принял постановление № 828-338 сс вывезти из лагерей в Северную Корею через Посьет 20 тысяч «больных-хроников», надежды на выздоровление которых не было. Такого «контингента» набралось по лагерям до 30 тысяч человек. До Посьета удалось доставить 27930 человека, из которых в Корею было доставлено 24200 (остальные умерли в карантинном лагере).  После окончания репатриации официальные власти СССР продолжали сохранять режим секретности на всю информацию о военнопленных. Отсутствовали какие-либо упоминания о них в средствах массовой информации и производственных отчетах. Память о японцах сохраняло лишь местное население, которое в условиях сталинского режима старалось ее не афишировать. В то же время на территории СССР осталось множество японских кладбищ, которые оставались безмолвными свидетелями не только самого факта интернирования сотен тысяч японцев в СССР, но и крайне тяжелых условий их существования. После закрытия лагерей кладбища передавались под надзор местных властей, а это означало, что любой надзор за ними прекращался. К концу 50-х годов многие из кладбищ уже не были даже обозначены. Документы свидетельствуют, что в дальнейшем МВД СССР пошло на максимальное сокращение количества кладбищ, сохранив лишь некоторые из них для показа представителям Красного Креста. Скорее всего, это соответствовало и официальной позиции советского государства, которое продолжало отрицать смерть десятков тысяч военнопленных и признавало существование лишь минимального количества кладбищ японцев на территории СССР. Фактически до второй половины 80-х годов Советский Союз признавал существование лишь 26 кладбищ на территории СССР, на которых было похоронено 3957 человек. (Позднее выяснилось, что только в Иркутской области 81 кладбище!).  После 1985 г., в связи с провозглашением политики перестройки и гласности, в СССР была открыта и рассекречена информация по многим аспектам советской истории. Стала доступна и часть документов по истории пребывания японцев в лагерях ГУПВИ. Для многочисленных родственников стали доступны поездки к местам захоронений военнопленных. В СМИ был снят негласный запрет на публикацию информации о бывших военнопленных, что вызвало поток таких публикаций в конце 80-х – начале 90-х годов, как в центральной, так и в местной печати. Вместе с тем официальные власти СССР вплоть до визита в Японию М.С. Горбачева весной 1991 г. никак не обозначали свое отношение в проблеме, правда и всерьез не препятствовали ее исследованию историками, членами общественных организаций и журналистами. Стоит вспомнить, что в 1989 г. автору этой публикации Иркутский ОК КПСС в лице зав. международным отделом Б.В. Недашковского настойчиво не рекомендовал заниматься темой японских военнопленных, поскольку «дело это уже прошлое, да и информации никакой найти невозможно». Однако только этим дело и ограничилось.  Наряду с многочисленными публикациями конца 80-х – начала 90-х гг. в советской прессе материалов о жизни и работе военнопленных в СССР, параллельно в СМИ велась и пропаганда информации о сочувственном отношении советского населения 40–50-х годов к японским военнопленным. Хотя следует заметить, что подобное доброе отношение населения к военнопленным было не благодаря, а вопреки советской государственной политики. Таким образом, судьба японских военнопленных, интернированных в СССР в 1945 г. представляет собой сложную и разноплановую проблему, а политика советских властей в их отношении была связана с многочисленными внутренними и внешними факторами. После окончания боевых действий, бывшие военнослужащие японской армии стали жертвами и заложниками «холодной войны», которая продолжалась несколько десятилетий. Вина же за «холодную войну» не может быть возложена на какую-то одну сторону. В результате этого сотни тысяч японцев в течение многих лет не могли получить информацию о своих родных и близких, исчезнувших в СССР, а позже, фактически до второй половины 80-х годов не могли посетить места их захоронения. Советское правительство продолжало считать японских военнопленных противником, хотя и разоруженным и в силу этого соответствующим образом к ним и относилось: пленные содержались в специально созданных лагерях с достаточно строгим режимом (особенно в первые годы); принимались соответствующие меры, исключающие проведение отдельными военнопленными каких-либо враждебных действий и т. д. При этом, конечно, не предпринималось никаких действий к сознательному ухудшению положения военнопленных или чего-либо подобному (по мере сил и возможностей им пытались создать приемлемые условия жизни и работы. Были открыты многочисленные госпитали, лазареты и оздоровительные пункты для японцев). Однако в ряде случаев бездействие властей, как центральных, а чаще, местных, в конечном итоге приводило к этому. СССР в нарушение Потсдамской декларации, которая предписывала «как можно скорее» вернуть военнопленных на родину, удерживал их в лагерях в течение длительного времени, использовал в своих внутри- и внешнеполитических целях. В результате судьба многих из них сложилась трагически.

Примечания:

1. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны, 1941–1945 гг.: Сб. док-тов. Т. 6. Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав – СССР, США и Великобритании. М.: Политиздат, 1980. С. 383.

2. Сталин И. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1947. С. 204-205.

3. См.: Катасонова Е.Л. Японские военнопленные в СССР. М.: Ин-т востоковедения, 2003. С. 35.

4. ГАРФ, Ф. 9401. Оп. 2. Д. 2005. Т. 14. Л. 3-4.

5. ЦАМО РФ. Ф. 67. Оп. 12028. Д. 31. Л. 311.

6. Цит. по: Карпов В. Пленники Сталина. Киев-Львов, 1997. С. 36.

7. Арубама. Сибэриа-но нихондзин ёкурюся (Японские интернированные в Сибири. Альбом). Токио: Асахи симбунся, 1990.

8. Калугина С.А. Факторы идеологической «обработки» японских военнопленных и интернированных в период строительства БАМа 1945–1956 гг. // Вестник ТОГУ. 2009. № 2 (13). С. 179.

9. ГАРФ. Ф. 9401. Оп. 1., Д. 794. Л. 23-24.

10. Военнопленные в СССР. 1939–1956. Документы и материалы / сост. М.М. Загорулько и др. М.: Логос, 2000. С. 231.

11. Региональные структуры ГУПВИ НКВД–МВД СССР. 1941–1951. М., 2005. Т. 5. С. 710.

12. Карпов В. Указ. соч. С. 31.

13. Региональные структуры ГУПВИ… С. 710.

14. Японские военнопленные в Приморье. Труд военнопленных в угольной промышленности. Сб. документов. Вып. 1. Владивосток, 2005. С. 27.

15. Военно-исторический журнал. 1991. № 4. С. 73.

16. Мисо – пищевой продукт, используемый в традиционной японской кухне. Мисо производится путем ферментизации соевых бобов, злаков или смеси из них с помощью специального вида плесневых грибов. Чаще всего выпускается в виде густой пасты. Наряду с рисом, является краеугольным камнем японской кухни, а точнее, традиции приёма пищи. В СССР не производился.

 

Опубликовано: Сибирская ссылка. Сборник научных статей. Иркутск: Оттиск. 2011. Выпуск 6 (18).