| Главная » Статьи » Советский период |
Политика «Большого террора» в Иркутском регионе (1936–1938)
| 15.03.2012 Автор: Наумов Игорь Владимирович УДК 9(571.53) Политика «Большого террора» в Иркутском регионе (1936–1938) В статье сделан анализ основных причин «Большого террора» в СССР в 1936–1938 гг. На примере Иркутского региона показан механизм осуществления репрессий, роль в них работников органов внутренних дел, государственной безопасности, а также партийного актива. Ключевые слова: политические репрессии, государственная безопасность, «большой террор», Иркутский регион. I.V. Naumov Policy of «the Big terror» in Irkutsk region (1936–1938) In article the analysis of principal causes «Big terror» in the USSR in 1936-1938 On an example of Irkutsk region is made the mechanism of realization of reprisals, a role in them workers of law-enforcement bodies is shown, to state security, and also a party active. Keywords: political repressions, state security, «the big terror», Irkutsk region. Участие в политике «Большого террора» 1936–1938 гг. является наиболее мрачной и трагической страницей в истории органов государственной безопасности. Именно с репрессиями, как правило, ассоциируется в общественном сознании деятельность органов государственной безопасности в 1930-е гг. И это не случайно. Таковы были масштабы и последствия этой грандиозной акции. Как известно, политика «Большого террора» являлась закономерным итогом развития внутриполитической обстановки в СССР после Гражданской войны – установления тоталитарной диктатуры коммунистической партии, ожесточенной борьбы за власть внутри ее руководства и захвата этой власти И.В. Сталиным. «Большим террором» И.В. Сталин стремился решить важнейшие задачи укрепления своей диктатуры: исключить любую возможность малейших посягательств на свою власть, создать в стране обстановку страха и подозрительности, добиться полного подчинения населения своей воле и, наконец, с помощью бесплатной рабочей силы осуществить ряд экономических мероприятий по подготовке к будущей большой войне. Ключевую роль в их решении и должны были сыграть органы НКВД. Причем, по замыслу диктатора их сотрудникам одновременно предстояло выступать в роли и палачей, и жертв «Большого террора», поскольку в своей обычной манере И.В. Сталин первоначально провел чистку органов государственной безопасности от ненадежных по его мнению элементов, а затем возложил на органы всю ответственность за вакханалию беззакония, творившуюся в стране, и под этим предлогом избавился от исполнителей своих замыслов. Подготовка органов государственной безопасности к «Большому террору» велась с начала 1930-х гг. Не являлась исключением в этом процессе и Восточная Сибирь. К этому их сотрудников постепенно готовил целый ряд взаимосвязанных явлений. Прежде всего, это резкое расширение сферы деятельности органов государственной безопасности в связи с переходом к индустриализации и коллективизации, сопровождавшееся ужесточением классовой политики. Не случайно циркулярные документы ОГПУ начала 1930-х гг. меру наказания за т. н. политические преступления по печально знаменитой 58-й статье УК РСФСР ставили в прямую зависимость от социального происхождения обвиняемых. Сотрудников государственной безопасности к «Большому террору» готовила и все более расширявшаяся практика применения внесудебных репрессий (противозаконных по самой своей сути), когда существовавшие при Полномочных представительствах ОГПУ «тройки» без суда приговаривали лиц, обвиняемых в политических преступлениях, к различным мерам наказания вплоть до расстрела. Причем, масштабы деятельности «Троек», и в частности, восточно-сибирской, непрерывно возрастали. В августе 1933 г. в Иркутске в Полномочном представительстве ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю циркуляром заместителя председателя ОГПУ СССР Г.Г. Ягоды в связи с большой загруженностью основной «Тройки» была образована еще одна дополнительная «тройка», на которую возложили применение внесудебных репрессий против нарушителей закона о паспортизации1. После преобразования в 1934 г. ОГПУ в НКВД практика внесудебных репрессий сохранилась. При НКВД СССР стало действовать Особое совещание, наделенное необходимыми для этого полномочиями, а вскоре при региональных управлениях НКВД были воссозданы «тройки» с аналогичными полномочиями2. Приближали «Большой террор» и такие широкомасштабные акции как раскулачивание, борьба с вредительством и религией, сопровождавшиеся массовыми беззакониями, жертвами которых в Восточно-Сибирском крае стали десятки тысяч ни в чем не повинных людей. Так, в частности, сотрудники государственной безопасности Восточной Сибири принимали самое активное участие в антирелигиозной политике ВКП(б). Как известно, на рубеже 1920-х – 1930-х гг. коммунистическая партия начала решительное наступление на религию. Под различными предлогами (отказ в регистрации общины, необходимость ремонта храма и т. п.) храмы закрывались и конфисковывались. Одновременно при помощи «Союза воинствующих безбожников» у населения, особенно у молодежи, формировали одиозный образ священнослужителя как тунеядца, стяжателя и контрреволюционера. Важнейшей формой борьбы с религией стали и репрессии против духовенства. В это время в Восточно-Сибирский край по обвинению в антисоветской и контрреволюционной деятельности было сослано значительное число его представителей. Но и здесь продолжалось их преследование. Руководство Полномочного представительства ОГПУ по Восточно-Сибирскому краю в начале 1933 г. категорически потребовало от своих сотрудников усиления борьбы с духовенством и сектантами. Тот факт, что в течение 1932 г. в Читинском оперсекторе ОГПУ репрессировали 12 ссыльных священнослужителей, а в Красноярском оперсекторе и Бурят-Монгольском отделе ОГПУ только по 5, был расценен как «недооценка борьбы классового врага»3. Не осталось без внимания ОГПУ и местное духовенство. Руководство Полномочного представительства в своих директивных документах требовало: «Взять все духовенство на учет, повседневно выявлять их деятельность ... Выявить все имеющиеся секты, количество каждой секты и их руководителей»4. Одной из акций предшествовавших «Большому террору» и готовивших его являлась внутрипартийная чистка 1933–1934 гг., ставшая логическим продолжением борьбы И.В. Сталина и его сторонников в 1920-е гг. против оппозиционных течений и групп в ВКП(б). В Восточной Сибири эта чистка проходила особенно жестко. Ей предшествовало специальное постановление ЦК ВКП(б), в котором работа Восточно-Сибирского краевого комитета партии была признана неудовлетворительной. ЦК сместил все руководство крайкома ВКП(б) и направил в регион для укрепления партийной организации более 200 партийных и советских работников во главе с новым первым секретарем крайкома партии М.О. Разумовым5. Новое руководство крайкома ВКП(б) взяло решительный курс на проведение чистки. В результате в Восточно-Сибирском крае из ВКП(б) исключили более 25% коммунистов, что значительно превышало как средние общесоюзные показатели (17%), так и показатели других сибирских регионов6. Не миновала чистка и сотрудников ОГПУ. Во всех структурных подразделениях Полномочного представительства в конце 1933–начале 1934 гг. прошли партийные собрания, на которых проходила чистка. Следует отметить, что в целом в ОГПУ чистка дала меньшие показатели по сравнению с другими партийными организациями Восточно-Сибирского края. Так, например, в ноябре 1933 г. в Бурят-Монгольском отделе ОГПУ персональную чистку прошли 75 коммунистов. Из них исключили из партии лишь 6, еще 2 перевели в кандидаты, а 2 сотрудников перевели в сочувствующие как не проявивших «авангардной роли коммунистов» и как политически неграмотных7. Партийная чистка и последовавший вскоре – в 1935–1936 гг. – обмен партийных документов (бывший по сути той же чисткой) создавали среди коммунистов, в т.ч. и сотрудников ОГПУ, атмосферу неуверенности и подозрительности. Наконец, еще до начала «Большого террора» на территории Восточной Сибири началось создание его важнейшей составляющей – системы ГУЛАГа. В частности, в мае 1936 г. руководство Управления НКВД по Восточно-Сибирскому краю в соответствии с директивой Главного управления лагерей НКВД приняло решение сформировать «колонии массовых работ» для строительства дорог на территории региона. Согласно этому решению создавалось 5 новых групп лагерей с центрами: в с. Акша (Забайкалье), с. Лежниково (Красноярье), с. Шимки (Тунка), с. Нижне-Илимск, с. Усть-Орда8. Как известно, отправной точкой политики «Большого террора» считается убийство одного из партийных лидеров – С.М. Кирова 1 декабря 1934 г. в Ленинграде. В тот же день ЦИК СССР принял специальный закон о борьбе с террором и вредительством. Этот закон разрешал по данным делам проводить ускоренное следствие (до 10 дней), рассматривать дела в отсутствие обвиняемых и выносить смертный приговор, не подлежавший обжалованию и пересмотру. Закон 1 декабря открывал органам государственной безопасности широкие возможности для осуществления репрессивной политики. Одновременно партийная пропаганда стала искусно нагнетать атмосферу всеобщей подозрительности, объясняя любую аварию, любой дефицит, плохое качество продукции, невыполнение производственных планов и т.п. целенаправленной подрывной деятельностью вредителей, диверсантов и шпионов. Тем самым, искусственно нагнеталась атмосфера шпиономании и «врагомании», атмосфера чрезвычайной обстановки, в которой вполне естественно звучали требования чрезвычайных мер против «врагов народа» и беспощадной расправы с ними. Об этом ярко свидетельствуют уже одни заголовки центральных и местных газет того времени: «Злейшим врагам рабочих и крестьян не может быть пощады!», «Истребим врагов всех до одного», «Выкурим бандитов из всех нор», «Собакам – собачья смерть!» и т.д. и т.п. Особенно большой вклад в создание атмосферы «Большого террора» внесли известные Московские открытые судебные процессы 1936–1938 гг. над видными в прошлом деятелями коммунистической партии: Н.И. Бухариным, Г.Е. Зиновьевым, Л.Б. Каменевым, А.И. Рыковым, Г.Я. Сокольниковым и другими, которые широко освещались в печати, по радио и в устной пропаганде. На этих процессах обвиняемые на всю страну и на весь мир публично признавали любые самые абсурдные и нелепые обвинения, поражавшие сознание населения своей чудовищностью и масштабностью. Именно они озвучили нужный И.В. Сталину миф о существовании грандиозного и всеобъемлющего заговора во всесоюзном масштабе, позволивший ему «благословить» и узаконить «Большой террор». Непосредственный переход к массовым репрессиям произошел на рубеже 1936–1937 гг., когда политика «Большого террора» стала стремительно набирать обороты. Это привело к резкому изменению форм и методов работы органов государственной безопасности. Главным основанием для ареста и обвинения того или иного лица становятся доносы, которые, как правило, не проверялись. Доносительство осуществлялось в двух основных формах: добровольное (из-за господствовавшей атмосферы взаимной подозрительности, из-за личных или корыстных интересов и т.п.) и принудительное – от секретных осведомителей НКВД (сексотов). При этом особая ставка делалась на молодежь. В частности, в одном из документов той эпохи отмечалось, что «первейшей задачей всей воспитательной работы комсомола является высматривание и распознавание врага»9. Одновременно меняются и цели, и методы допросов. Поскольку, настоящее расследование фактически не проводилось главной целью допроса становится получение признания подследственных в тех преступлениях, которые им приписывались доносчиками. Соответственно основным методом работы с арестованными становится т. н. «конвейер» (непрерывный допрос) с применением средств физического (пытки) и психического (угрозы в адрес ближайших родственников, обещания смягчить наказание в случае признания вины и т. п.) воздействия. Что касается пыток, то Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин в начале 1939 г. подчеркивал, что «применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП. …Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа»10. О роли пыток в политике «Большого террора» говорил на ХХ съезде КПСС в 1956 г. и другой лидер коммунистической партии Н.С. Хрущев: «Как могло получиться, что люди признавались в преступлениях, которых они вовсе не совершали? Только одним путем – применением физических методов воздействия, пыток, которые заставляли арестованного...забывать свое человеческое достоинство»11. Новые методы допросов до предела упростили ход следствия. Основным показателем деятельности того или иного сотрудника НКВД становится количество разоблаченных «врагов народа», что в свою очередь способствовало раскручиванию маховика репрессий. В частности, если в первой половине 1930-х гг. руководители органов государственной безопасности Восточной Сибири наказывая подчиненных за допущенные в ходе следствия нарушения, имели в виду прежде всего нарушения законности, то в годы «Большого террора» зазвучали совсем другие мотивы наказания. Так, например, уже в конце 1936 г. руководством Управления НКВД Восточно-Сибирской области было наложено взыскание на лейтенанта госбезопасности Кусмарцева за то, что он не сумел обеспечить основания для осуждения обвиняемых. Как отмечалось в приказе, подписанном заместителем начальника Управления НКВД Н.Ф. Руничем: «Отсутствие у лейтенанта Кусмарцева чувства ответственности за порученное дело, безобразно легкомысленная и халатная работа над арестованными ... дали возможность явному врагу уйти из наших рук»12. Упрощенное следствие закономерно вело и к упрощенному судопроизводству. В условиях массовых репрессий, когда суды не справлялись с делами, вновь расцвела практика внесудебных репрессий. Уже в августе 1937 г. действовавшие в регионах «тройки» получили право выносить обвиняемым смертные приговоры. Что касается непосредственно Иркутского региона, то начало массовых репрессий здесь (как и на большей части территории СССР) связано с решениями печально знаменитого февральско-мартовского 1937 г. пленума ЦК ВКП(б). На этом пленуме И.В. Сталин, как известно, объявил о том, что все бывшие оппозиционеры «превратились в беспринципную и безыдейную банду профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов и убийц», что в стране существует разветвленная сеть шпионско-террористическо-фашистско-троцкистских организаций и призвал к беспощадной борьбе с ними13. На этом же пленуме Сталину удалось сломить последние робкие попытки ряда членов ЦК не допустить массовых репрессий, в результате чего его личная власть в стране стала по существу абсолютной и бесконтрольной. Именно под контролем и руководством И.В. Сталина и его ближайшего окружения органы государственной безопасности осуществляли политику репрессий. С этой целью специальные доверенные лица диктатора разъезжали по стране. Их направляли в те регионы, где, по мнению Сталина, репрессии проводились недостаточно активно. Одним из таких регионов являлась образованная в 1937 г. Иркутская область. В начале 1938 г. сюда на пост 1-го секретаря обкома ВКП(б) прибыл А.С. Щербаков, бывший одним из разъездных надсмотрщиков Сталина по «Большому террору»14. В Иркутске он устроил настоящий разгром местного партийно-государственного аппарата. Были репрессированы сотни партийных, советских, хозяйственных, профсоюзных и комсомольских руководителей различных уровней. Только на уровне секретарей райкомов ВКП(б) репрессиям подверглось 80 человек15. В некоторых районах, как, например, в Ольхонском16, было репрессировано и не по одному разу все районное руководство. Очень сильно пострадали от «Большого террора» военнослужащие Забайкальского военного округа (ЗабВО). Только в мае-сентябре 1937 г. (до разделения Восточно-Сибирской области на Иркутскую и Читинскую) областное Управление НКВД арестовало 189 военнослужащих ЗабВО, в т. ч. начальника штаба округа Я.Г. Рубинова, командиров корпусов В.С. Коханского, Л.Я. Давидовского и многих других офицеров17. Был репрессирован и бывший командующий ЗабВО, герой Гражданской войны А.К. Грязнов. Впоследствии эта же участь постигла и его преемника на этом посту М.Д. Великанова18. Массовые репрессии охватили практически все слои населения Иркутского региона. В июле 1937 г. началось репрессирование семей т. н. «изменников Родины», членов правотроцкистских, шпионско-диверсионных организаций», осужденных после 1 августа 1936 г. В том же июле 1937 г. политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное решение «Об антисоветских элементах», которым предписало местным органам НКВД немедленно взять их на учет с целью последующего репрессирования19. Во исполнения этого решения 30 июля 1937 г. глава НКВД Н.И. Ежов подписал оперативный приказ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». В нем подчеркивалось, что перед «органами государственной безопасности стоит задача – самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов ... раз и навсегда покончить с их подлой подрывной работой против основ советского государства»20. В соответствии с рекомендациями политбюро ЦК ВКП(б) всех репрессируемых разделили на 2 категории. Тех, кому суждено было попасть в первую ждал немедленный арест и скорый приговор областной «тройки» к расстрелу, а отнесенных ко второй категории «тройки» должны были приговорить к заключению в лагеря на срок от 8 до 10 лет21. Всего планировалось репрессировать 258 тысяч 950 человек22, распределенных по всем регионам страны, включая Восточно-Сибирскую область. На следующий день политбюро ЦК ВКП(б) своим решением утвердило этот приказ. Осужденных по 2-й категории было предписано использовать на строительствах ГУЛАГа и на строительстве новых лагерей в Казахстане и в районах лесозаготовительных работ. На организацию и проведение операции политбюро ЦК ВКП(б) выделило 75 миллионов рублей из резервного фонда СНК СССР. Кроме того, оттуда же выделили 10 миллионов рублей ГУЛАГу на организацию новых лагерей. В Восточно-Сибирской области операцию планировалось начать 15 августа и закончить в 4-месячный срок23. Массовые аресты в Иркутске и других населенных пунктах области начались в соответствии с планом в ночь на 15 августа 1937 г. Первоначально всех арестованных, обреченных на скорый неправый суд и расправу, свозили во внутреннюю тюрьму УНКВД, находившуюся в подвалах здания управления на ул. Литвинова. Днем и ночью поблизости от нее, в Пионерском переулке толпилась очередь из родственников, пытавшихся хоть что-нибудь узнать о своих близких24. В конце 1937 г. всех арестантов перевели в общую тюрьму, которую к этому времени удалось разгрузить от уголовников. Туда же переместилась и скорбная очередь. Но на этом трагедия восточно-сибирского крестьянства не закончилась. 31 января 1938 г. ЦК ВКП(б) одобрил предложение Н.И. Ежова о дополнительном репрессировании кулаков и других антисоветских элементов по ряду регионов СССР. В Иркутской области планировалось 3000 человек осудить по первой категории и 500 человек по второй25. На проведение этой операции ЦК отпустил НКВД 3 месяца, однако фактически она затянулась, поскольку НКВД не справлялся с объемами своей «работы». В Иркутской области репрессиями руководили начальник областного Управления НКВД Г.А. Лупекин, награжденный в конце 1937 г. за свою «деятельность» орденом Ленина, и сменивший его в начале 1938 г. Б.А. Малышев26, а также их ближайшие помощники – М.П. Бучинский, Н.А. Василькиотти, И.Д. Верещагин, А.Е. Дьячков, Е.М. Копов, Ю.И. Попов, К.Р. Руденко, П.В. Сарычев, Ю.С. Степин, А.Н. Троицкий и другие, принимавшие в них самое активное и непосредственное участие. В частности, секретарь партийной организации Управления НКВД Ю.С. Степин в июне 1938 г. прямо с трибуны областной партийной конференции ВКП(б) обвинил секретаря обкома партии Попок в пособничестве врагам народа и предложил освободить его от занимаемой должности27 (что и было немедленно осуществлено). Политика «Большого террора» крайне негативно сказалась на деятельности органов государственной безопасности и личной судьбе многих сотрудников. Как уже приходилось отмечать ранее, накануне «Большого террора» И.В. Сталин решил осуществить чистку органов государственной безопасности от тех в ком не было уверенности, что они готовы выполнить любой приказ, обвинить любое лицо в любых преступлениях. Кроме того, как неоднократно писали авторы работ на эту тему, Сталин был недоволен и тем, как руководство НКВД во главе с Г.Г. Ягодой подготовило и провело первый Московский процесс летом 1936 г., когда один из обвиняемых И.Н. Смирнов публично отказался от своих предварительных показаний, а главное, на процессе не прозвучала так нужная диктатору мысль о существовании всеобъемлющего заговора во всесоюзном масштабе. Чистка началась с известной сочинской телеграммы И.В. Сталина в конце сентября 1936 г. о необходимости срочного назначения Н.И. Ежова на пост Народного Комиссара внутренних дел, поскольку «Ягода оказался явным образом не на высоте задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года»28. Вслед за Ягодой было сменено все руководство НКВД (одним из заместителей нового наркома стал бывший начальник Иркутского губернского отдела ГПУ М.Д. Берман). Затем началась замена руководства на региональном уровне. Опытных работников безжалостно изгоняли из органов государственной безопасности. Были смещены со своих постов и начальник Управления НКВД по Восточно-Сибирской области, комиссар госбезопасноти 3-го ранга И.П. Зирнис, его заместители, а также многие сотрудники НКВД. Судьба уволенных в большинстве случаев была трагичной. Многих из них в 1937–1938 гг. арестовали вслед за Г.Г. Ягодой и обвинили в «шпионско-террористической деятельности», в организации «заговора в органах НКВД» и участии в нем. В 1939 г. по этому обвинению был расстрелян И.П. Зирнис. Жертвами произвола и беззаконий стал и ряд других сотрудников органов государственной безопасности Восточной Сибири – Д.Д. Никифоров, К.К. Спелит и другие. Немало сотрудников попало и в созданные ими же лагеря ГУЛАГа. «Чистка» органов государственной безопасности, предпринятая Н.И. Ежовым по приказу Сталина, крайне отрицательно сказалась на их деятельности и качественном составе. В органах НКВД сложилась атмосфера подозрительности и взаимного недоверия. В них процветали различные злоупотребления властью. В основной своей массе сотрудники НКВД вели себя как самодовольные, безжалостные бюрократы, абсолютно равнодушные к судьбам людей. Робкие попытки отдельных работников более объективно вести следствие решительно пресекались29. На место уволенных пришли более молодые, часто призванные по партийному набору и не имевшие необходимого образования, опыта и навыков работы, но зато твердо убежденные в необходимости самой беспощадной борьбы с «врагами народа». Причем, на ответственные посты люди назначались, прежде всего, по принципу личной преданности. Такие лица становились надежными и бездумными исполнителями любых, самых преступных указаний. Нередкими были случаи, когда исполнители в расширении политики репрессий стремились пойти еще дальше ее организаторов. Не являлась исключением и Иркутская область. Так, например, в августе 1938 г. начальник Управления НКВД по Иркутской области Б.А. Малышев совместно с 1-м секретарем обкома ВКП(б) А.А. Филипповым отправили на имя И.В. Сталина и Н.И. Ежова шифрованную телеграмму следующего содержания: «Ввиду незаконченной очистки области от право-троцкистских, белогвардейских, панмонгольских контрреволюционно-враждебных элементов, колчаковцев, харбинцев30, эсеров, кулаков, подпадающих под первую категорию, просим ЦК ВКП(б) разрешить дополнительный лимит по первой категории для Иркутской области на 5 тысяч человек»31. Иначе говоря, местное руководство НКВД просило разрешения на расстрел еще 5 тысяч человек в дополнение к тысячам и тысячам иркутян, ставших жертвами «Большого террора». После того, как политика «Большого террора» позволила И.В. Сталину реализовать свои цели, он решил свернуть репрессии. Кроме того, к этому его побуждало и то обстоятельство, что во второй половине 1938 г. репрессии стали негативно сказываться на всех сторонах жизни государства, как на центральном, так и на местном уровнях. В стране остро ощущались нехватка и квалифицированных управленцев, и инженерно-технических работников во всех звеньях государственного аппарата. Нередкими были случаи, когда люди категорически отказывались от выдвижения на руководящую работу из-за страха быть обвиненным во враждебной деятельности и репрессированным32. В конце 1938 г. диктатор взял курс на постепенное свертывание политики «Большого террора». Причем, как обычно в своей излюбленной манере, всю ответственность за творившуюся в стране вакханалию беззакония он возложил именно на органы государственной безопасности. В декабре 1938 г. со своего поста был смещен Н.И. Ежов, получивший прозвище «кровавый карлик». Новым наркомом НКВД стал сталинский выдвиженец Л.П. Берия, фигура, как известно, не менее мрачная и зловещая. Еще раньше, в ноябре 1938 г., по инициативе И.В. Сталина ЦК ВКП(б) и СНК СССР совместно приняли постановление «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», фактически осуждавшего всю практику «Большого террора». Это постановление запрещало массовые аресты и выселения, упраздняло внесудебные «тройки» в регионах, отменяло упрощенное производство следствия. В то же время, постановление оставило в силе действие многих чрезвычайных законов, исключительный порядок расследования и судебного рассмотрения дел о вредительстве и терроризме, применение методов физического воздействия при допросах. Поэтому репрессии, хотя и в ограниченных масштабах продолжались и в последующие годы. И, пожалуй, первой их жертвой стали сотрудники НКВД. 14 ноября 1938 г. ЦК ВКП(б) принял другое постановление, предписавшее территориальным партийным органам (от горкома) взять на учет всех сотрудников местных органов НКВД и провести их проверку. На эту акцию отводилось 3 месяца, причем, на проверку руководящего состава от начальников районных отделений НКВД и выше всего 1,5 месяца33. «В результате этой проверки, – подчеркивал И.В. Сталин, – органы НКВД должны быть очищены от всех враждебных людей, обманным путем проникших в органы НКВД, от лиц, не заслуживающих политического доверия»34. По существу, это было указание о проведении новой чистки органов государственной безопасности, теперь уже от организаторов и исполнителей сталинской политики «Большого террора». Причем, сталинское указание содержало прямой намек на то, что репрессии – это результат преднамеренной деятельности «врагов народа», пробравшихся в органы НКВД. Новый нарком НКВД Л.П. Берия в конце 1938 – начале 1939 гг. предпринял тотальную чистку кадров, в результате которой бесследно исчезли почти все руководящие работники НКВД и его местных органов периода «Большого террора». Эта участь постигла и начальника Управления НКВД по Иркутской области Б.Е. Малышева, смещенного с должности в январе 1939 г. и расстрелянного в 1941 г., а также ряд его подчиненных. Был расстрелян и предшественник Б.А. Малышева на этом посту Г.А. Лупекин (1940 г.), а также прешественник Лупекина М.И. Гай (Штоклянд), который сменил И.П. Зирниса. В январе же 1939 г. по указанию Л.П. Берии в ряде городов страны состоялись показательные процессы над сотрудниками НКВД, отличавшимися особой жестокостью. Состоялся такой процесс и в Иркутске. Он проходил в клубе им. Ф.Э. Дзержинского. На скамье подсудимых сидели вчерашние всесильные палачи-орденоносцы: М.П. Бучинский, Е.М. Копов, Ю.И. Попов, П.В. Сарычев, П.А. Шевелев35 и другие.36 В целом «Большой террор», безусловно, отрицательно сказался и на развитии страны и на состоянии органов государственной безопасности. В результате его в них нарушилась преемственность поколений, упала профессиональная квалификация сотрудников, а сами органы государственной безопасности получили столь мрачную репутацию, последствия которой ощущаются до сих пор. Не решил и не мог решить «Большой террор» и официально декларировавшейся во время его проведения задачи – «борьба с 5-й колонной врага» внутри страны. Как показало начало Великой Отечественной войны, реально существовавшая в СССР разведывательная сеть Германии и Японии в основном уцелела в годы «Большого террора». Скорее наоборот, политика раскулачивания, борьба с «вредителями» и, наконец, «Большой террор», в осуществлении которых самое непосредственное участие пришлось принимать органам государственной безопасности, создали базу для появления в стране пресловутой «5-й колонны» и значительно расширили ее ряды. Совсем не случайно, среди сотен тысяч граждан СССР, с оружием в руках пошедших в годы войны на службу к врагу, большой процент составляли люди, пострадавшие от действий органов государственной власти в 1930-е годы. Примечания 1. Архив Иркутского РУ ФСБ РФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 34. Л. 99, 100. 2. См.: Курас Л.В. Очерки истории органов государственной безопасности Республики Бурятия. Улан-Удэ-Иркутск, 1998. С. 91. 3. Архив Иркутского РУ ФСБ РФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 37. Л. 26. 4. Там же. Д. 22. 5. См.: История Сибири. Т. 4. С. 394. 6. См.: Там же. 7. См.: Курас Л.В. Указ. соч. С. 74. 8. Архив Иркутского РУ ФСБ РФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 35. Л. 24. 9. Цит. по: Пленум ЦК КПСС 19–23 ноября 1962 г.: Стенографический отчет. М., 1963. С. 369. 10. Цит. по: Кубанская ЧК. Краснодар, 1997. С. 147. 11. Цит. по: Нева: Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Л., 1989. № 11. С. 138. 12. Архив Иркутского РУ ФСБ РФ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 35. Л. 23. 13. См.: Кубанская ЧК. С. 119. 14. После непродолжительного пребывания во главе Иркутской области А.С. Щербаков в течение 1938 г. последовательно возглавлял еще 3 области, где также активно участвовал в проведении «Большого террора». См.: Нева. 1990. № 3. С. 138. 15. См.: Вост.-Сиб. правда. 1938. 6 февр. 16. См.: Там же. 1938. 5 янв. 17. См.: Сувениров О.Ф. Трагедия РККА 1937–1938. М., 1998. С. 387, 388, 390 и др. 18. См.: Там же. С. 374, 378. 19. См.: Кубанская ЧК. С. 128-129. 20. Цит. по: Там же. С. 130. 21. См.: Там же. 22. См.: Курас Л.В. Указ. соч. С. 91. 23. См.: Кубанская ЧК. С. 134. 24. Воспоминания ветерана госбезопасности Г.М. Белоусова о беседах с бывшими сотрудниками НКВД. 25. См.: Курас Л.В. Указ. соч. С. 91. 26. Г.А. Лупекина перевели на должность начальника Управления НКВД по Ростовской области. – См.: Вост.-Сиб. правда. 1938. 4 марта. 27. Вост.-Сиб. правда. 1938. 15 июня. 28. Цит. по: Кубанская ЧК. С. 113. 29. Известный исследователь политики «Большого террора» английский историк Р. Конквест вообще считает, что «офицерам НКВД, у которых сохранились остатки совести, не удалось пережить чистку наркомата, предпринятую Ежовым». Нева. 1990. № 6. С. 146. 30. Под термином «харбинцы» подразумевались все советские граждане, выехавшие из Маньчжурии после продажи КВЖД Японии в 1935 г. (в основном, железнодорожники и члены их семей), которых поголовно подозревали в шпионаже в пользу Японии. 31. Цит. по: Курас Л.В. Указ. соч. С. 91-92. 32. См., например,: Вост.-Сиб. правда. 1938. 15 июня. 33. См.: Кубанская ЧК. С. 144-146. 34. Цит. по: Там же. С. 144. 35. Все вышеперечисленные подсудимые в 1937–1938 гг. за свою «деятельность» были награждены различными орденами СССР. – См., например,: Вост.-Сиб. правда. 1937. 28 дек. 36. Воспоминания ветерана госбезопасности Г.М. Белоусова о беседах с бывшими сотрудниками НКВД. Опубликовано: Сибирская ссылка. Сборник научных статей. Иркутск: Оттиск. 2011. Выпуск 6 (18). | |
| Просмотров: 1060 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 1 | ||
| ||
