| Главная » Статьи » Историография |
«Александровский централ» Ф.А. Кудрявцева
| 25.02.2010 Автор: Иванов Александр Александрович Ivanov A.A. «Aleksandrovsky central unbearable prison» F.A. Kudryavtsev In article the book analysis «Aleksandrovsky central unbearable prison», belonging to the visible Siberian historian F.A. Kudryavtsev, one of founders of Irkutsk school of studying of history of a political exile to Siberia XIX – the XX-th century beginnings is given. Имя Федора Александровича Кудрявцева прочно связано со становлением и развитием в Иркутске регионального центра (наряду с Новосибирском, Томском, Омском, Улан-Удэ и Читой) изучения истории царской политической каторги и ссылки в Сибирь. Судьбе было угодно распорядиться так, что, родившись и живя в Олонках, Ф. Кудрявцев заинтересовался историей пребывания в этом селе ссыльного декабриста В.Ф. Раевского, а затем, будучи студентом Иркутского университета, выполнил под руководством Б.Г. Кубалова дипломное сочинение под названием «Восстание поляков на Кругобайкальском тракте в 1866 г.». С тех пор Ф.А. Кудрявцев к теме политической тюрьмы, каторги и ссылки» обращался постоянно, опубликовав в общей сложности более десяти статей по данной проблематике. Однако особое место в этой серии исследователя принадлежит монографии «Александровский централ». Изучение творческого наследия Ф.А. Кудрявцева, как и самой Александровской каторжной тюрьмы, имеет свою историю1. Отрадно отметить, что в историографии темы имеется и два диссертационных исследования Н.Н. Быковой и С. В. Бильдуевой2. Прежде всего, необходимо обратить внимание на год издания книги – 1936-й. До середины 1930-х годов тема политической каторги и ссылки в Сибирь активно изучалась, после февраля 1917 г. были написаны сотни разноплановых и разножанровых исследований – от небольших заметок, воспоминаний, до серьезных научных статей и книг. Активно работало Всесоюзное общество бывших политических каторжан и ссыльнопоселенцев. Только одно Центральное бюро историко-исследовательских секций Общества располагало к 1934 г. свыше 60000 карточек-аннотаций на революционеров, прошедших царскую тюрьму, каторгу и ссылку, в том числе 1500 карточек были составлены по Александровскому централу3. В эти годы тема политической тюрьмы, каторги и ссылки имела особое звучание: недалекое прошлое было «осязаемым», еще живы были участники тех легендарных событий, а пример тех героических лет широко использовался в пропагандистских и воспитательных целях. В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, Я.М. Свердлов, Ф.Э. Дзержинский, большинство «видных» политических и государственных деятелей прошли проверку на прочность сибирской ссылкой, а значит, исследование истории политической «тюрьмы без решеток» было важной государственной и идеологической задачей. Однако со второй половины 1930-х годов темпы исследования политической ссылки в Сибирь заметно замедлились: слишком много вчерашних героев, «ссыльных пролетарских революционеров» оказались «врагами народа». В 1935 г. прекратило свою деятельность Всесоюзное Общество политкаторжан, а изучение истории каторги было практически закрыто. В этих условиях выбор темы исследования истории политической каторги и ссылки требовал немалого мужества, твердости характера, принципиальности и последовательности, наконец, преданности и любви к своей профессии. Всеми этими качествами, думается, и обладал Ф.А. Кудрявцев. Чем же интересна сегодня для нас книга Федора Александровича? Попробуем, хотя бы коротко отметить ее достоинства. Прежде всего «Александровский централ» – гораздо шире заявленной, как принято говорить, «точечной» темы. Не случайно, один из разделов книги Ф.А. Кудрявцев назвал «Из истории сибирской каторги». Автор дает понятие «каторги», определяет виды принудительных работ. Книга содержит и подробный экскурс в историю сибирской ссылки. Автор пишет о первых царских указах, регламентировавших каторгу, подробно описывает знаменитый путь в Сибирь, который осужденные преодолевали в ручных и ножных кандалах. Есть в книге и подробный рассказ о восстании ссыльных поляков на Кругобайкальском тракте. Необходимо отметить и достаточно внушительную и источниковую базу книги. Прежде всего, это архивные материалы, многие из которых введены, по всей видимости, в научный оборот впервые, фонды Главного управления Восточной Сибири, Иркутского губернского правления, фонд губернского жандармского управления; широко использованы в работе воспоминания, опубликованные в журнале «Каторга и ссылка» газете «Власть труда»; специальные исследования, взятые из «Тюремного вестника»; статьи и книги Н.Н. Козьмина, С.В. Максимова, М.В. Нечкиной, Ем. Ярославского, М.Н. Покровского. Приведенный перечень свидетельствует об эрудиции автора, а также о научной обоснованности его труда. Постоянно стараясь расширить рамки своей, казалось бы «частной» темы, Ф.А. Кудрявцев исследует динамику численности политических заключенных и приходит к примечательному выводу, что «каторга и ссылка в Восточной Сибири становилась своеобразным барометром революционного движения, происходившего в центре: чем выше поднималась революционная волна, тем больше политических каторжан и ссыльных, при ее отливе, появлялось в крае… Такое же явление наблюдалось и в Александровской каторге»4. Настоящее положение имеет важнейшее значение для изучения истории политической борьбы в России начала XX века. Это – и своеобразный ключ к исследованию проблем политической ссылки и каторги в Сибирь. Положение позволяет верно оценить причины и сроки появления в ссылке тех или иных партийных группировок, понять смысл их разногласий, определить различия оппозиционных движений. Наконец, данное положение является определяющим и в области периодизации сибирской ссылки. Положение само по себе является верным и сегодня. Однако его примечательность заключается не в этом, а в том, что советская историография всегда приписывала его В.И. Ленину. Действительно, в работе «По поводу двух писем», говоря о необходимости идейного и организационного размежевания с «попутчиками революции», Ленин задолго до Кудрявцева проиллюстрировал свою мысль «составом тюремного населения.., т.е. составом публики, находящейся в тюрьме, ссылке, каторге и эмиграции по политическим делам. Ведь этот состав правильно отражает действительность вчерашнего дня»5. Интересно, знал ли Федор Александрович эту небольшую ленинскую работу, или вывод о «барометре» его собственный? Сегодня об этом трудно сказать категорично и наверняка, однако примечательно: в книге лишь в последней части появляются цитаты из ленинских произведений, что для 1936 г. уже само по себе является необычным. А вот еще одно интересное положение. Одним из первых советских историков Ф.А. Кудрявцев указывает на двоякую цель сибирской ссылки: с одной стороны, уголовная ссылка выступала как карательная мера, направленная на наказание и изоляцию преступника, с другой – была средством для колонизации обширного края. Похоже, у Ф.А. Кудрявцева не было сомнений в определении роли каторжан в экономическом освоении края. Он указывает на то, что ссыльные работали на всех крупных добывающих и железоделательных заводах региона – Усольском, Усть-Кутском, Селенгинском солеваренных, на предприятиях Нерчинского горного округа, Тельминской суконной фабрике, строили дороги, участвовали в сооружении Транссиба. Более тысячи каторжных в первой половине XIX века использовались и на Александровском винокуренном заводе. Таким образом, уголовная ссылка для Кудрявцева – важный фактор освоения региона. Отметим, что для отечественной историографии этот вопрос, поднятый еще Н.М. Ядринцевым, остается дискуссионным и сегодня6. Книга Ф.А. Кудрявцева посвящена не только «ссыльной» теме или истории тюрьмы. Автор подробно пишет о зарождении социал-демократических кружков в Иркутске, о создании «Сибирского союза РСДРП», о стачечном движении в Красноярске, Чите, Верхнеудинске. Им названы десятки имен руководителей и рядовых участников революционного движения и политических ссыльных. Для того времени это было настоящим научным открытием. Ф.А. Кудрявцев первым исследует режим содержания заключенных, он подробно рассказывает о подготовке побегов, многочисленных протестах, борьбе политических за свои права. Его рассказы написаны живым ярким и доступным языком, изобилуют многочисленными подробностями и интересными деталями. Можно представить, какое воспитательное значение имела книга Ф.А. Кудрявцева и для школьников, тем более, что ее заявленный тираж составлял довольно внушительную цифру – 15000 экземпляров. Есть в работе и отдельные слабые места, объяснимые начальным периодом изучения этой темы, отсутствием разработанных и обобщенных архивных данных, а также партийным диктатом и идеологизированностью всей исторической науки. Например, сегодня вызывают сомнение некоторые количественные показатели сибирской политической ссылки, приводимые в книге. Так Ф.А. Кудрявцев, говоря о событиях 1905 г., утверждает, что накануне революции за Уралом было 35000 политссыльных, а к 1907 г. эта цифра увеличилась до 74275 человек, т.е. более чем в два раза. Эти многократно завышенные данные встречаем и в третьем томе «Истории Сибири (Раздел «Политическая ссылка и революционное движение в Сибири. 1907–1910 гг». написан В.Г. Тюкавкиным)7. А.Б. Вентин, известный дореволюционный специалист этой проблематики, ссылаясь на сведения МВД, приводит другие показатели: в 1908 – 9343, в 1909 г. – 8129 человек8. Другой исследователь, И. Ларский, дает несколько иные цифры ссыльных: конец 1908 г. – 22568 политических, середина 1909 г. - 16070 человек9. Чьи данные заслуживают большего доверия Вентина или Ларского? По всей видимости, первого, хотя и они представляются завышенными. Это подтверждают исследователи советского периода, и в первую очередь, Н.Н.Щербаков, строивший свои выводы на основе привлечения широкого круга документальных, и прежде всего, архивных источников. По подсчетам ученого, к 1912-му, самому «урожайному» году в Сибири находилось около 5000 политических ссыльнопоселенцев, чуть более 3000 – административно-ссыльных и 925 каторжан – всего около 8950 человек10. Время, господствовавшая в стране идеология, естественно, наложили свой отпечаток на некоторые выводы и положения книги Ф.А. Кудрявцева. Страницы исследования изобилуют картинами тяжелой безотрадной жизни каторжан, бесчеловечных условий их содержания, непосильного, губительного для здоровья «рабского» труда, физического насилия над заключенными. Безусловно, изоляция за стенами тюрьмы, отсутствие «свежего» воздуха, переполненность камер, вынужденное общение – все это было суровым испытанием для молодого, ещё неокрепшего организма ссыльного. Однако, не надо забывать и о том, что «политики» всегда жили своей коммуной, имели выборный совет самоуправления, их называли исключительно на «вы», они носили свое платье, не снимали головного убора при появлении начальства, телесные наказания к ним не применялись. Да и каторжного труда, как, впрочем, и труда любого как такового, там не было. Даже порядок в тюремной камере «политиков» наводили уголовные арестанты. В качестве разоблачения «лицемерия царского правительства», заявлявшего об отсутствии в тюрьме телесных наказаний, Ф.А. Кудрявцев широко цитирует отрывки из опубликованной работы смотрителя тюрьмы Ф. Савицкого, «грозившего» арестантам расправой. Между тем, есть у Савицкого и другие строки. К сожалению, их Федор Александрович по понятным сегодня причинам оставляет без внимания. Смотритель пишет как раз о специфике работы тюремного служителя с политическими каторжанами и осужденными за государственные преступления. Занимая свою должность продолжительное время, автор в совершенстве освоил порядок службы и правила тюремного дела. Вот почему Савицкий с полным основанием может сравнивать организацию тюремного режима до революции 1905 г. и после. И сравнение это не в пользу последнего периода. После 1905 г., как пишет автор, на тюрьму «стала властно реагировать смута общественной жизни. Как исполнять законы? Прямым путем, т.е. неукоснительно, — на всю империю бы подняли газетный гвалт». В этот период тюремная служба стала сложной, потребовала от служителей наивысшего напряжения все их сил11. В качестве примера сложности работы бывший смотритель повествует о партии арестантов, попавших в тюрьму из Иркутска, после ареста около 200 социал-демократов и эсеров в 1905 г. на «Детской площадке». «Весь этот «смак», – говорит Савицкий, – был препровожден в пустовавшую до того времени каторжную тюрьму, где ему были приготовлены 8 больших камер. Арестованные игнорировали начальство тюрьмы, не вставали при поверке, не оказывали чинам администрации элементарных правил вежливости. В камерах читались лекции по социализму, распевались революционные песни, ставились даже импровизированные спектакли и «социалистические мистерии». Автор нисколько не утрирует обстановку в тюрьмах тех лет. Политические каторжане, ссыльные или арестанты всегда боролись с тюремной администрацией, требуя к себе особого отношения. Всячески дистанциируясь от уголовных преступников, «политики» довольно часто добивались для себя непредусмотренных общим тюремным режимом льгот и привилегий. Ситуация, по мысли Ф. Савицкого, стала изменяться к лучшему лишь к 1907 г. Арестантское своеволие встречало твердый отпор. Относясь справедливо и честно к своим обязанностям, тюремные служащие постепенно приучили арестантскую вольницу видеть в них авторитетную силу. Очерк Савицкого примечателен для современного исследователя каторги и политической ссылки в Сибирь еще и тем, что он дает представление о служителе тюрьмы не только как о чиновнике, но и как о «простом», обремененном бытовыми проблемами, жилищными неурядицами, имеющим низкий заработок человеке. Ему чужды революционность и радикализм политических ссыльных, совершенно непонятны их партийные и программные разногласия, как непонятна восторженность, с которой к ним относится немалая часть общества. Для него ссыльные – государственные преступники, которых надлежит содержать в тюрьме или на поселении, строго соблюдая при этом требования закона. С очерком Савицкого перекликается и служебная записка И. Лятоскевича, поданная А.П. Соломону летом 1898 г., а затем опубликованная в «Тюремном вестнике». Это – подробный отчет о состоянии тюрьмы. Автор приводит множество интересных данных: о количестве арестантов, занятости трудом, социальном составе, медицинском обслуживании, питании. Указано, что в одной из камер устроена библиотека-читальня, являющаяся одновременно и школой для неумеющих читать и писать. Только в 1897 г. здесь научились грамоте 64 человека. По праздникам коллективные чтения собирают до 150 человек12. Книга Ф.А. Кудрявцева интересна и примечательна с нескольких позиций. Если ее внимательно перечитывать, то непременно заметишь сходство с некоторыми диссертационными исследованиями советского периода 1950–70-х гг., посвященными истории отдельных тюрем царской России. Наверное, на их структуру, подбор материала оказала влияние работа Ф.А. Кудрявцева. В этих диссертациях также есть описание содержания, быта заключенных, даны случаи борьбы с тюремной администрацией, рассказано об отдельных побегах. Как сегодня оценить этот факт? Хорошо это или плохо? История как наука не может развиваться «с чистого листа». Исследователь всегда использует опыт своих предшественников. Новое поколение ученых опирается на знания своих учителей. В этом – преемственность научных знаний. И это правильно. Другое дело, что историческая наука в советский период была крайне политизирована (старшее поколение исследователей хорошо помнит, что темы диссертаций по гуманитарным наукам, а по истории – в первую очередь, утверждались на заседаниях партийных комитетов). Вот и появлялись как под копирку структурированные исследования. В любом случае необходимо признать, что книга Ф.А. Кудрявцева «Александровский централ» стала заметным явлением в разработке настоящей проблематики, внесла весомый вклад в изучение особенностей репрессивной политики Российского государства в Сибири, оказала существенное, благотворное влияние на поколения новых историков. И сегодня эта работа представляет немалый интерес для специалистов. Примечания: 1. См., например: Гаращенко А. Александровский завод – Александровское селение (середина XVIII века – конец 1950-х годов) // Мозаика Иркутской губернии. Старинные селения Приангарья: очерки истории и быта XVIII – нач. ХХ вв.: Сб. статей. – Иркутск, 2007. – С. 91–191; Ульянинский В. Александровская центральная каторжная тюрьма // Сибирская советская энциклопедия. В четырех томах. Т. 1. – Новосибирск, 1929. – С. 57–58; и др. 2Бильдуева С.В. Профессор Федор Александрович Кудрявцев – исследователь истории Сибири : Дис. ... канд. ист. наук : 07.00.09. – Улан-Удэ, 2005. 265 с.; Быкова Н.Н. История Александровского централа (1900–февраль 1917 гг.) : Автореф. дисс. …к. ист. наук. – Иркутск, 1998. – 30 с. 3. Васильева Н.Ф. Научно-исследовательская деятельность Всесоюзного общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев // Сибирская ссылка: Сборник научных статей. – Иркутск, 2003. – Вып. 2 (14). – С. 45. 4. Александровский централ. – Иркутск, 1936. – С. 12. 5. Ленин В.И. По поводу двух писем // ПСС. Т. 17. – С. 293. 6. См., например: Кузнецов А.С. Царизм и политика «штрафной колонизации» Сибири в конце XVIII – первой половине XIX века (историографический и методологический аспекты) // Экономическая политика царизма в Сибири в XIX – начале ХХ века: Сб. науч. тр. – Иркутск, 1984. – С. 86–99. 7. История Сибири. Т. III. – Л., 1968. – С. 327. 8. Вентин А. Б. К статистике репрессий в России (из итогов 1908–1909 гг.) // Современный мир. – 1910. – № 4. – С. 54–75. 9. Ларский И. Современный мир. – 1910. – № 4. – С. 75–92. 10. Щербаков Н.Н. Численность и состав политических ссыльных Сибири (1907–1917 гг.) // Ссыльные революционеры в Сибири (XIX в. – февр. 1917 г.). – Иркутск: Изд-во ИГУ, 1973. – Вып. 1. – С. 209–218. 11. Савицкий Ф. Побег арестантов из Александровской каторжной тюрьмы // Тюремный вестник. – 1909. – № 5. – С. 608–631. 12. Лятоскевич И. Александровская каторжная тюрьма // Тюремный вестник. – 1901. – № 8. – С. 390–406. Материал опубликован: Сибирская ссылка: Сборник научных статей. Иркутск: Изд-во «Оттиск», 2009. – Вып. 5 (17). С. 599–608. | |
| Просмотров: 1210 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |